Дрянь

И только потом прицел огнестрельного больше не смотрит в мою сторону. Правда, оружие мужчина так и не убирает. Видимо, это чтоб я не надумала импровизировать. Проходит ещё минут пять, а помимо одного недружелюбного стражника появляется ещё несколько охранников. Теперь на меня ужасающе хладнокровно взирает уже не одна, а целых четыре пары глаз. Выражение лиц у всех будто каменное — не прочитать и намёка на истинные эмоции. Да и сами они по виду больше напоминают непробиваемые скалы, чем живых людей. Все, как один, конечно же, молчат. Мне же остаётся только молиться о том, чтоб их работодатель соизволил снизойти до моей персоны до того момента, как меня заберут представители правопорядка… это, если, конечно, они их вызвали вообще, а не собираются “расправиться со мной” своими методами.

А Райта, к слову, всё нет и нет…

Если верить циферблату на часах одного из тех, кто находится рядом, таким образом проходит целых три с половиной часа. Закери всё ещё нет. Но затянувшееся ожидание нарушает появление пятого сотрудника службы безопасности клуба. Явно только с улицы заходит — на отливающей медью шевелюре и чёрной куртке-аляске заметны тающие хлопья снега. Мужчина застывает, стоя у ограждения балюстрады, с высоты которой взирает на своеобразное представление внизу, и окидывает тоскливо-обречённым взором поочерёдно то меня, то моё окружение.

— Шелдон, поди-ка сюда, — отмирает, наконец, поморщившись.

Судя по всему, обращается он к тому, кто меня “поймал”. Тот, в свою очередь, по-прежнему напоминает с виду невозмутимое изваяние вместо живого существа, хотя озвученное послушно исполняет. Не слышу, о чём между ними идёт речь, потому как тональность голоса очень тихая, однако прекрасно вижу…

Стоит рыжему что-то сообщить, как на лице собеседника мелькает выражение, которое я бы обозначила, как: “Ты спятил, что ли?”. Он подозрительно прищуривается и разворачивается в мою сторону, внимательно оглядывая меня с ног до головы, будто до этого не пялился и так несколько часов к ряду. Будто впервые видит. Последний из появившихся между тем продолжает ему что-то объяснять, а демонстративное неверие постепенно сменяется удивлением, после чего — тотальной мрачностью, смешанной с ощущением полнейшей безнадёжности этого мира.

Проходит ещё пара секунд, и оружие в руках четверых охранников исчезает. Как и кабельные стяжки на моих запястьях. Следов от них практически не остаётся, разве что небольшие красные полоски, которые, уверена, совсем скоро тоже исчезнут, поэтому я выдыхаю с огромным облегчением, благодарно улыбнувшись моему спасителю. Мужчина, к слову, вежливо здоровается, как только спускается с лестницы и подходит ближе, а после приносит свои извинения за сложившиеся обстоятельства. Помимо этого, мне достаётся чашка горячего чая, и… дополнительные четырнадцать часов ожидания. Пусть называть за провинность меня уже никто вроде как не собирается, но за пределы клуба всё же не выпускают.

Чтоб их… всех!

Как итог, к тому времени, как Закери всё же появляется, я жутко зла и вообще люто ненавижу весь мир. Возможно, всё усугубляется тем, что на часах почти двенадцать дня, а я даже на минуту не могу сомкнуть глаз, хотя диван в кабинете начальства, где мне “великодушно разрешено” остаться, — вполне себе удобный. В последнем я убеждаюсь не один раз, пытаясь там уснуть, наплевав на все возможные и невозможные условности. Вот только никак не покидает ощущение того, что хозяин кабинета может войти в любую секунду.

За всё время ожидания меня навещало несколько человек: приносили сначала ужин, потом завтрак, иногда заходили просто поинтересоваться не нуждаюсь ли я в чём-нибудь. Но на этот раз двери открываются совсем бесшумно, а вот звук чужих шагов отзывается внутри моего замученного подсознания с такой тяжестью, будто и не по паркету, а лично по мне мужчина проходится. Непонятный приступ словно каждую мою косточку давит.

— Где ты был? — интересуюсь первым, что приходит на ум, поскольку первым заговаривать Закери точно не собирается.

Он молча проходит до своего стола и открывает бутылку арманьяка, сделав несколько глотков прямо из горла, пока я сверлю его недоумённым взором, устроившись в хозяйском кресле.

— В Ницце, — отзывается односложно Райт.

И снова пьёт.

— В Ницце… — повторяю за ним. — Понятно.

Закери тем временем продолжает уделять внимание исключительно спиртному, попутно ослабляя узел своего галстука, пока я продолжаю разглядывать мрачные черты лица, тронутые щетиной.

— А что? Потеряла?

Становится стыдно. Не столько за собственное поведение или слова, которые дают ему повод высказаться подобным образом, сколько за саму мысль о том, что… Да, он прав. Потеряла, если уж быть честной с самой собой. А разве я имею право вообще хотя бы думать в таком направлении? Вряд ли. Вот и промелькнувшая в лазурном взоре насмешка демонстрирует то же самое.

— Тебя не было двое суток, а ты сам говорил, что эту неделю нам придётся проводить некоторое время вместе, вот я и… — оправдываюсь настолько спешно, что и сама не сразу соображаю, что несу.

А несу я полнейший бред!