Дрянь такая!

— А как я должна реагировать на твое появление? Только-только стала все забывать, и вдруг ты, как снег на голову.

— Долго же ты меня забывала, — его губы скривились в усмешке.

— Я не тебя забывала. Ты мне всегда был безразличен. Я не могла забыть того свинства в гостинице!

— Свинства? В гостинице? — Клим вдруг свернул на обочину и выключил скорость. — То, что произошло между нами, ты называешь свинством?

— А как иначе это называется? Ты нажрался, как свинья, и изнасиловал меня. И всю ночь не отпускал меня.

— Господи! — Клим схватился за голову. — Не был я пьян, понимаешь ты это, или нет? Просто у меня крыша поехала. Я тебя с первого класса любил, безумно, до помрачения! Ради тебя дрался, выпендривался, гонял на мотоциклах, а ты смотрела на меня, как на пустое место. Как же, двоечник, прогульщик, хулиган… А ты — чистенькая, правильная, отличница! Тебе бы хоть раз посмотреть на меня по-другому, понять, что творилось у меня в душе… Нет, ты смотрела в другую сторону. Сашка Калашников… Вы с ним дружили, я знаю. Уж он-то подходил тебе по всем меркам. Спортсмен, красавец, мечта всех девчонок.

— Саша погиб в Чечне, еще на первой войне, — сказала я тихо. — У него остались жена и двое сыновей. Помнишь Лизу Барышеву из параллельного класса?

— Лизу? — поразился Клим. — Пигалица такая. Серая мышка в очках? Он разве женился на ней?

— Представь себе, сразу после Рязанского училища. Лиза закончила пединститут и сейчас преподает математику в нашей школе.

— Боже мой! — Клим покачал головой. — А я ничего не знал. Кто-нибудь из наших в городе остался?

— Мало кто. Изредка видимся. Разговаривать особо не о чем. Так общие фразы о семье, о детях.

— Ты не захотела выйти за меня. Теперь у нас тоже могли быть дети.

— Только не смеши меня! — оборвала я его. — Уж замуж невтерпеж! Как же! Что у тебя было за душой, кроме красивой формы? Я знаю, ты плавал на Севере, прилично зарабатывал. Но мозги… Где были твои мозги? Ты повел себя хамски, вместо того, чтобы набраться терпения. Возможно, у нас бы и получилось, если бы ты сразу не потащил меня в постель. Ты уничтожил все хорошее, что было у меня к тебе!

— Прости! Я — олух, последний осел! Но пойми, у меня заканчивался отпуск, и я испугался, что ничего не успею. Со мной ехать ты отказалась, а до следующего отпуска еще целый год. Я боялся тебя потерять.

— Дурак, какой же ты дурак, — я абсолютно неожиданно для себя заплакала. — Ты думал: обесчестишь девушку, она впадет в панику, а ты осчастливишь ее предложением руки и сердца! Грех мой решил прикрыть? Только не на ту напал! Я сама умею справляться со своими проблемами.

— Я это понял. — Клим смотрел прямо перед собой, где в серой предутренней дымке проступили первые дома поселка. Охранник вышел из дежурки, поднял шлагбаум, проводил нас ленивым взглядом, и, зевнув, вернулся обратно. Сердце мое обмерло. Все! Уже сегодня в поселке будут знать, что я возвращалась домой под утро, в чужой машине, с чужим мужиком… Я тряхнула головой, и тотчас в затылке и в шее отозвалось тягучей болью. Хватит! Сколько можно жить, оглядываясь на чужое мнение? Свою жизнь я выстрою сама! Надо будет — сломаю, и возведу снова с самого первого кирпичика. И наплевать! Пусть говорят, шепчутся, злословят. Я сама решаю свои проблемы! И сама принимаю решения!

Клим искоса посмотрел на меня, ничего не сказал, включил передачу, и, спустя несколько минут, показавшихся мне тысячелетием, «Мерседес» остановился у нашего дома. Я выпрямилась и посмотрела в окно, понимая, что мне вот-вот придется что-то говорить.

— Аня, мы приехали. — Клин протянул руку и отстегнул привязной ремень. — Что с тобой? — спросил он и положил ладонь на мое плечо. Ладонь показалась мне тяжелой, как свинец.

Я следила за ним, не отрывая взгляда. Вот он обошел автомобиль спереди и открыл мне дверцу. Как это любезно с его стороны.

— Аня, выходи из машины. Римма Витальевна и дети ждут тебя.

Клим был прав, нечего отсиживаться в машине, когда все в доме наверняка не спали этой ночью. Я выбралась наружу. Дом был так далеко, а Клим наоборот — слишком близко. Его темные глаза в упор смотрели на меня.

— Мамочка! — словно со дна пропасти раздался голос Тани. Она стояла на крыльце рядом с Мишей, закутанная в куртку брата. Тут же пребывал Редбой. Этот разбойник, оказывается, тоже ждал меня. Солнце только-только поднялось над горизонтом, на траве выступила роса, и было довольно прохладно. Таня рванулась ко мне, но Миша ее удержал, и что-то тихо сказал при этом. Редбой радостно гавкнул, но тоже остался на крыльце. Я сфокусировала взгляд на лицах детей и улыбнулась.

— Танюша! Миша! — Я помахала им рукой. — Все хорошо, ребята. Идите в дом.

Неизвестно откуда налетевший ветерок был свеж и приятен, и мне на мгновение стало легче.

— Аня, ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Клим и поддержал меня под локоть. Похоже, он собрался проводить меня до крыльца. Я не сопротивлялась. Не хватало мне на глазах у детей затеять с ним ссору.

— Мама! — опять позвала меня Таня. — Что у тебя на шее?