Дрянь такая!

Я старалась говорить спокойно, но, честно сказать, с трудом смогла изобразить недоумение. Поведение парней меня тоже насторожило, но все-таки у меня как-то не укладывалось в голове, что кто-то сумел проникнуть в мои планы. По словам Эльзы Марковны, какие-то парни интересовались этой… Мариной. Возможно, те самые, если судить по татуировке одного из этих типов.

— Не знаю, не знаю, — Суворов покачал головой, — но при виде меня они чуть ли не побежали, и сели в машину. Я намеренно остановился, чтобы они поняли: я их заметил. Они тотчас уехали. Парни не ловили ее, они подбежали к ней и сели на заднее сидение.

— Кто их поймет! Шпана она и есть шпана, — я потянулась за конфетой, — конечно, не слишком приятно, когда такие типы начинают тобой интересоваться.

— И вы не подозреваете, по какой причине?

— Понятия не имею, — я надкусила конфету. — М-м-м, как вкусно, — сказала я, чтобы отвлечь его от этой темы. Но дворник оказался человеком излишне внимательным и настырным. Еще один Карацупа на мою голову! Похоже, он вцепился в меня мертвой хваткой, точно Редбой в соседскую курицу. Только я себя потрепанной курицей не считала, а Редбоя навсегда отучила охотиться на домашнюю живность, отрепав его за уши.

— Я вас никогда здесь не видел. Вы приезжали в гости? — продолжал допытываться бывший пограничник.

— Александр Васильевич, — сказала я самым вежливым голосом, на который сейчас была способна, — я не квартирная воровка и не мошенница, которая обирает доверчивых пенсионеров. Я приезжала сюда по делу. Человека, который мне нужен, не оказалось дома. Все, никакого криминала. Если желаете, я могу предъявить документы.

— Простите, — Суворов виновато улыбнулся, — и, правда, натура моя такая, до всего докапываться, ко всему цепляться.

Я посмотрела на часы.

— Вы меня простите, но мне надо возвращаться домой. Я и так припозднилась. Спасибо за заботу, за чай, конфеты. — Я поднялась из-за стола. — Завтра я постараюсь вернуть вещи. Скажите, когда вам будет удобно, чтобы я подъехала?

— Не беспокойтесь, когда угодно. И не обязательно завтра. Как выберетесь в эти края, так и завезете. — Суворов тоже поднялся и вышел из-за стола. — И не обижайтесь. Я ничего дурного не имел в виду, просто хотел вам помочь! Если позволите, я провожу вас до машины.

— С радостью, — улыбнулась я. — Иначе ваши кеды уведут меня в другую сторону. Уже сейчас я пытаюсь их развернуть в нужном направлении.

Мы посмотрели в глаза друг другу, и я вздохнула про себя. Очень симпатичный мужчина! Но следом промелькнула другая мысль, которая тотчас перекрыла кислород первой. Какие амуры? О чем я думаю? Сережа! Я должна за него бороться! Он — отец моей дочери! Он — мой муж! А симпатичных и обаятельных мужиков слишком много, чтобы на каждого обращать внимание. Конечно, Суворов спас меня от грабителей, но это не значит, что я должна растаять от благодарности.

Я подхватила сумочку и только тут заметила, что она тоже в краске.

Суворов поспешил на помощь. Смочил тряпку растворителем и протер сумочку. Теперь от нее отвратительно воняло, но я ведь тоже не благоухала, и все-таки произвела на своего спасителя впечатление. Я это почувствовала всей своей, местами чуть ли ни до крови содранной, а кое-где в пятнах краски кожей. Такое осознается мгновенно. Человек смотрит в другую сторону, намеренно тебя не замечает, а ты ощущаешь его каждой клеточкой своего тела, каждой жилочкой и нервной клеткой.

А другой кружит возле тебя часами, преданно заглядывает в глаза, осыпает комплиментами и предупреждает каждое твое желание, а ты его на дух не переносишь и терпишь из-за того, что воспитание не позволяет сказать ему гадость. Что происходит? Почему мы выбираем одних, и не замечаем других, возможно, более порядочных, заботливых, любящих, и тратим жизнь на заведомых негодяев? Впрочем, у мужчин наверняка то же самое, только они реже выворачивают свою душу наизнанку, но зато чаще ходят налево. Словом, никто не застрахован от ошибок, обидно другое, что мы слишком быстро о них забываем. Победы помним, моменты счастья, а вот ошибки осознанно вычеркиваем из своей жизни, прячем их в темный чуланчик, самый дальний чуланчик нашего сознания, а потом вдруг спохватываемся, отчего вдруг чуланчик раздался в размерах? Распух, как флюс, вот-вот лопнет, и чернота выплеснется наружу…

Видно, я слишком пристально смотрела на Суворова, потому что взгляд у него изменился. Что-то в его глазах промелькнуло, я не поняла, что именно, но внутренне съежилась от непонятных предчувствий. И, все же, не отвела свой взгляд, и даже мило в ответ улыбнулась.

— Спасибо, что бы я без вас делала?

— Да уж, не знаю, наверняка бы не справились, — Суворов учтиво склонил голову, — но я всегда к вашим услугам. Звоните, если что…

— Нет, нет, — перебила я его. Не хватало, чтобы дело дошло до обмена телефонами. — Надеюсь, ваша помощь мне не понадобится. — Кажется, это прозвучало не слишком красиво, и я постаралась исправиться. — Я вам очень благодарна, но не смею нагружать вас своими проблемами.

— А у вас есть проблемы? — быстро спросил он.