Дрянь

За что же мне такая мука?
И долго ли ее терпеть?
Наука будет впредь, наука!
 Да только — будет это «впредь»?

Литература, конечно, призвана ставить вопросы, но не в таком количестве. Я отдал стихи обратно Сухову.

— Белиберда? — спросил он.

— Не Байрон, — ответил я, и он понимающе кивнул. На кухне гремел посудой Вадик.

— Ну что там у тебя? — крикнул ему Сухов.

— Старичок жил небогато, — отозвался тот.

— Это все?

— Пока все…

— Послушайте, — сказал я, — а у меня тут какая роль?

Сухов взглянул как бы с интересом:

— Вы сами-то как считаете?

— Не знаю, — честно ответил я.

Он помолчал в задумчивости, а потом заговорил, перейдя почему-то на «ты».

— Подумай сам, что мне делать? Убили человека — да еще не поймешь, каким образом. Убили не в квартире, так что это не место преступления. Ограбить не хотели, да и нечего тут грабить. Что же тогда? Нужны, стало быть, связи, нужны знакомства, хоть какая-нибудь зацепка. Я тут могу двое суток все перерывать, стены могу простукать и полы, а все без толку. Потому что я не знаю не только, где искать, по даже, что искать.

— И я не знаю, — сказал я.

— Не знаешь, — согласился Сухов. — Но тебе есть над чем подумать.

И вдруг сказал просительно:

— Подумай, а?

Я оглядел комнату. Я не очень-то верил, что мы найдем что-нибудь в квартире. Что это может быть? Письмо, записка, дневник? Кригер был человек одновременно увлекающийся, открытый, рассеянный и прямой. Конспиратор, в моем представлении, из него был бы никудышный. Если даже это «что-то» было в квартире, куда он мог его деть? В книги? Исключено! В последние годы он становился все более рассеянным, всегда не помнил, куда сунул очки, забывал, платил ли он уже в этом месяце по счетам, и сам над собой за это посмеивался. Нет, в книги он не сунул бы ничего ценного, побоялся бы потом не найти. Тогда куда? Кроме застекленной, открытой со всех сторон горки, других шкафов в доме нет, все свои носильные вещи Кригер держал в стенном. Там? И тут я подумал про конфетную коробку.

— Где она у него лежит? — спросил Сухов.

— Всегда лежала в горке.

Сухов быстро осмотрел горку снизу доверху:

— Какого она примерно размера?

— Большая. Сантиметров тридцать на двадцать.

— Тут ее нет.

Осмотрели стенной шкаф в коридоре. Безрезультатно.

— Где еще не смотрели? — спросил Сухов.

— Антресолью — ткнул пальцем из кухни Вадик.

— Залезай, — скомандовал ему Сухов. Вадик принес табуретку. Я подумал, что при таком росте ему можно было бы и не утруждаться. Искал он недолго.

— Фу, ну и пылища там, — сказал он, слезая на пол. — Эта, что ли?

В руках его была коробка, перевязанная лентой. Пыли на ней совсем не было. Я сказал:

— Эта.

Сухов принял ее у Вадика и перенес на стол в комнате. Мы все встали у него за спиной. Сухов развязал ленту и снял крышку.

Врать не буду — эффект был потрясающий. Мертвый Кригер на полу лифта поразил меня меньше, чем то, что я увидел в его полинялой конфетной коробке. Поверх записок, безделушек, поверх засохшей магнолии лежал, нахально придавив все это, черный пистолет.

— «Макаров»! — ахнул у меня над головой Вадик, а Сухов быстро накрыл коробку крышкой. Но я успел разглядеть на рукоятке пистолета металлическую пластинку с дарственной надписью.

— Вадик, — сказал Сухов, не отрывая рук от коробки, — звони в отдел, скажи: нашли ствол. Тот самый. Пусть присылают группу, будем искать тут подробней.

— Какой «тог самый»? — спросил я у Вадика, крутившего диск.

— Три недели назад обчистили, сволочи, квартиру у одного генерала… начал он.

— Петренко? — рявкнуло у меня над ухом, и я увидел, как Вадик сделался меньше ростом.

Сухов отпустил наконец коробку, но теперь повернулся к столу спиной, закрывая ее телом.

— Вас, — обратился он ко мне, — я больше не задерживаю. Спасибо за помощь.

Я пожал плечами и пошел к выходу.

— Не обижайся! — крикнул он вслед. — Если что узнаешь — звони!

Только выйдя на улицу, я понял, что не обижаюсь.

8

У каждого своя работа — вот что подумал я. И между прочим, пора мне вспомнить о своей. Часы показывали без десяти минут три, я прикинул, что вполне могу застать кого-нибудь на месте, и пошел не к машине, а в противоположную сторону, через двор. Дорогой, которой ходил тысячи раз.

Все тут поменялось. И двор-то теперь двором, если по-честному, не назовешь. Так, пространство между домами. Во всей округе остались стоять два-три пятиэтажных дома довоенной постройки, да еще пара маленьких, имеющих, как сейчас выяснилось, важное историческое значение. Все остальные сломали, а вместе с ними сломали гаражи, сараи, сарайчики и голубятни. Голуби летают теперь над крышей кригеровского небоскреба, и никто их не гоняет, у нынешних мальчишек нет этого в заводе. Впрочем, спутником их тоже уже не удивишь.