Дрянь

— Да никого он не убивал! — досадливо сказал Епифанов. — Это и раньше было понятно, а уж после баллистической экспертизы… Собственно, и экспертизы-то никакой не было — эксперт проводить ее побоялся. Еще, говорит, разорвет ствол в руках к чертовой матери, настолько там все заржавело. Он считает, что из этого нагана никто не стрелял лет шестьдесят как минимум.

Никита в возбуждении бегал по кабинету, половицы жалобно скрипели под его ногами.

— Но почему Русик… — начал я удивленно, и Епифанов остановился передо мной. Спросил:

— Помнишь старый анекдот про сумасшедшего, который думал, что он кукурузное зерно, и поэтому безумно боялся петуха? Так вот, положили его в больницу, подлечили, спрашивают: «Ну что, теперь знаете, что вы не зерно?» Он отвечает: «Знаю!». Отпустили его домой. Он выходит во двор, а там петух. Больной — назад, прибегает к врачам, весь трясется от страха: «Я-то знаю, говорит, что я не зерно, но ведь петух-то не знает!»

Я все еще непонимающе смотрел на него, и Епифанов, вздохнув, объяснил:

— Ты представь, там, под горой, вовсю петушится бандит и мерзавец Серго Каличава. Он ходит, распушив хвост, и публично заявляет, что, если милиция не арестует убийцу, он сам отомстит за племянника. А убийца, по общему мнению, кто? Русик Матуа! Это он за три дня проиграл Зазе кучу денег, это их видели ругающимися за два часа до убийства. И последний штрих: когда я сказал про металлоискатель, парень, наверное, живо себе представил, как понаедут из города милиционеры, как будут искать на участке у соседа ствол — и найдут. Максимум через полдня об этом будет известно всем внизу, и… Ты же видел, его прямо трясло от ужаса. Он с детства слышал, какой лихой человек Каличава, как он всегда держит свое слово. Ну и прикинул в отчаянии, что лучше признаться в убийстве, чем самому быть убитым. Мы-то с тобой знаем, что это не так, а он на самом деле боялся!

Епифанов удрученно покрутил головой.

— И знаешь, что самое неприятное? На мальчишку действительно могло при неблагоприятных обстоятельствах пасть подозрение. Если бы, например, они наган не сохранили, а выкинули куда-нибудь в речку. Ну и, конечно, если бы мы не предполагали, кто убийца на самом деле.

— Кто?! — выпрыгнул я из своего зрительного ряда.

Епифанов ухмыльнулся, довольный произведенным впечатлением, и сказал с грузинским акцентом:

— Пагады, дарагой! Нэ всо сразу. — И продолжал: — Прежде чем утверждать, надо еще уточнить кое-какие детали. Например, почему Харлампий Матуа так не хочет, чтобы мы узнали, сколько на самом деле проиграл Русик Зазе, а?

— Может быть, опасается, что его спросят, откуда такие деньги? предположил я.

Никита с сомнением пожал плечами.

— Вряд ли. Если бы такие, как он, боялись людского мнения или подобных вопросов, никто каменных особняков с бассейнами не строил бы. Они, к сожалению, здорово приспособились: не пойман — не вор. Нет, тут другое. Есть у нас некоторые соображения, я тут попросил кое-кого кое-что проверить.

В этот момент дверь открылась, и в кабинет вошел Гольба, а с ним еще один молодой человек лет двадцати пяти с тонким, почти девичьим лицом.

— Ага! — обрадовался Епифанов. — Вот и наш друг из соседнего отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности. Познакомься, сказал он мне, — гроза махинаторов и расхитителей капитан Валерий Бегвая.

Рука у капитана была неожиданно твердой, и таким же твердым был взгляд, который с лихвой компенсировал избыточную тонкость черт.

— Готовы? — поинтересовался Епифанов. — Ну, поезжайте. И корреспондента возьмите с собой, ему любопытно будет.

— Куда? — удивился я.

— А вот увидишь!

Вывеска на проходной оповещала, что здесь находится цех ширпотреба Сухумского ремонтного завода. Ворота были открыты настежь — входи кто хочет. Мы и вошли.

Территория представляла собой пустырь, окруженный высоким забором, вдоль забора притулились пять или шесть одноэтажных зданий довольно убогого вида. Но когда мы толкнули дверь в одно из них, то убедились, что внешность обманчива. Здесь развернулось вполне современное производство.

Пыхтел, сверкая никелем, новенький пресс явно импортного происхождения, из-под него неумолимой чередой сыпались в большую корзину какие-то детали. В просторных емкостях булькали красители, коротко прыскал пульверизатор, за перегородкой гудели комарами сверла. Перед большим столом посередине сидели человек семь-восемь мужчин и женщин, они, как я понял, занимались сборкой готовой продукции.

Едва мы успели осмотреться, как рядом с нами словно из-под земли выросла миловидная женщина с улыбкой, которая была не столько гостеприимной, сколько натянутой.

— Начальник цеха, — отрекомендовал ее нам Бегвая, а ей сообщил: Товарищи из министерства, интересуются вашей работой.

Поняв, кажется, что это не ревизия, начальник цеха улыбнулась естественней и сказала: