Дрянь

— Леля, отдай им все, что они просят. Не стоит оно того…

По плану в город должны были ехать Марат со Стариковым, а Филонов с Шалико оставались сторожить Бочаровых и ждать звонка. Но в последний момент Филон вдруг взбунтовался: он, дескать, тоже желает на «сладкую квартиру». При этом глаза его поблескивали хитро и зло: «Меня не проведешь!» Марат выругался, но препираться уже не было времени: вот-вот отходила последняя электричка.

Стариков с Гаглидзе так и не дождались звонка с известием, что все в порядке. Городская квартира Бочаровых оказалась на охране, и Галая с Филоновым взяли с поличным на месте преступления. Шуру и Шалико задержали на вокзале, когда они с первой утренней электричкой прибыли в столицу. Похищенные монеты и картины вскоре изъяли у Одинцовой Елены Сергеевны, сводной сестры Старикова, уголовное дело в отношении которой было прекращено за недоказанностью. Она утверждала, что ничего не знала о происхождении оставленных у нее на хранение чемоданов, а фактов, говорящих об обратном, в распоряжении следствия не имелось.

На этом дело и кончалось.

Я перевернул последнюю страницу. Вошел Сухов.

— Ну как, понял что к чему? — спросил он, отбирая у меня папочку и пряча в сейф.

Я кивнул. Я действительно понял, кажется, главное, что хотел мне внушить Сухов. Мы имеем дело с опытными рецидивистами, которые вышли на свободу отнюдь не с чистой совестью, взялись опять за свое и, судя по всему, готовы черт знает на что.

— Значит, так, — сказал я. — За последнее время в городе было совершено несколько ограблений квартир с антиквариатом, причем преступники до сих пор не найдены.

Сухов посмотрел на меня с удивлением:

— Я тебе этого не говорил…

— А недавно, — продолжал я уже уверенней, — ограбили квартиру генерала Долгополова, причем забрали его именной пистолет. Никита Долгополов приятель Саши Латынина. А пистолет обнаружился у Кригера. Следовательно, найдя Сашу, можно выйти на тех, кто ограбил Долгополова, а может быть, и убил Кригера.

— Молодец, — сказал Сухов с уважением. — Тебе бы у нас работать.

Вот она, похвала профессионала! Дождался наконец. Теперь надо было развить достигнутый успех.

— И в этом свете, хоть ты меня и ругаешь, а я кое-что сделал. Положим, Старикова вы бы и так нашли, по номеру машины. А вот Марат…

— Да, насчет Марата, — перебил меня Сухов. — Забыл тебе сразу сказать. Я тут проверил, пока ты читал, это не тот Марат.

— А какой? — спросил я довольно бессмысленно. От растерянности я, видимо, утратил способность нормально формулировать.

Но Сухов понял меня. Правда, по-своему.

— Интересно, да? — спросил он с хитрой улыбкой. — Ладно, узнаю для тебя лично.

Вот тебе и мгновенное озарение! Еще одно грустное подтверждение, что я не Моцарт и не Менделеев.

— Ничего, — утешал меня Сухов, подписывая пропуск на выход, — это бывает. Особенно, когда очень уж хочешь, чтоб так было. Видишь одни «за», а «против» будто и нету. Между прочим, в нашем деле — вреднейшая штука.

Я понял, что, войдя в это здание дилетантом, дилетантом из него выхожу.

— Короче, договорились, — сказал Сухов, пожимая мне на прощание руку. — Больше ты с ними не вяжешься.

Полчаса назад я бы ответил ему что-нибудь вроде: «Хорошо бы ты их тоже об этом предупредил». Но теперь промолчал.

У меня было над чем поразмыслить, шагая по длинным коридорам здания московской милиции. Опять стало неясно, откуда они узнали, что я живу у Феликса. А сейчас к этому прибавился вопрос, как меня обнаружили в Доме журналиста. Я чего-то не учитываю? Или тут нагромождение случайностей? А может, то и другое?

Когда я вышел на улицу, меня очередной раз озарило — без всякой связи с предыдущим. Но теперь я уже был научен скептически относиться к такого рода проявлениям своего организма. Осторожно, словно полное до краев блюдце, я донес свое открытие до ближайшего телефона-автомата и набрал номер Сухова.

— Забыл, что ли, чего? — поинтересовался он.

— Наоборот, вспомнил, — ответил я. — Эту сводную сестру Старикова зовут Елена Сергеевна и жену Латынина — тоже 'Елена Сергеевна. Может, стоит проверить, а?

Сухов молчал.

— Алло! — крикнул я в трубку.

— Не кричи, слышу, — сказал он, как мне показалось, с досадой. Проверили уже.

— Ну, и?..

— Опять ты суешь нос не в свои дела!

— Понял! — ответил я радостно.

— Учти, я тебе ничего не говорил, — сказал Сухов и повесил трубку.

А почему я, собственно, радуюсь, пришла мне в голову мысль. Разве это открытие, которое к тому же сделано до меня, что-нибудь проясняет? Нет, надо признать. Скорее уж наоборот — еще больше усложняет.

25

В кабинете было накурено до потолка. Протасов сидел за своим столом перед пепельницей, полной окурков, и читал какой-то журнал.

— Ну как тебе понравилось? — спросил он меня вместо приветствия.

— Что именно? — не понял я.

— Как «что»? Ты собственную газету читаешь когда-нибудь?