d’Рим

– Здесь туристов почти нет, в смысле они есть, конечно, но не занимают все пространство вокруг, пытаясь проникнуть в самую душу города. Как они мне надоели. Заберутся, поглазеют, сделают фото, поедят, выпьют, потом справят нужду и домой.

– Кстати, я здесь тоже туристка, – уточнила, улыбаясь, Анна.

– Ты надолго?

– Туристкой?

– Ну да, уезжаешь надолго?

– Не знаю.

– Что будешь делать в своей командировке?

– Есть заказ. Надо работать.

– Хорошо, что не сказала «скучать».

– Нет, я хочу побыть музой еще немного. И вообще, я люблю одиночество, – лукаво улыбнулась Анна.

– Точно. В одиночестве полно удовольствий. Лично мне просто необходимо одиночество. Крыша, как ни крути, одна. С кем бы под ней не просыпался, с кем бы ни работал, ни пил вино. Всякой идиллии нужна передышка.

– Я тебе надоела?

– Безумно, – прижал Борис Анну к себе.

– Пустая ваза, одинокая бутылка или бокал. Знаешь, почему частенько на картинах на переднем плане одиночные предметы? Это художник говорит: дайте мне немного побыть одному, никаких половинок, тем более четвертинок и осьмушек.

– То есть когда брак оказался браком?

– Пусть брак, брак не может быть конвейером, точнее может, монотонно, многотонно, удручающе. Нужны какие-то ошибки, сбои в программе, кофе-брейки. Именно в такие моменты можно рассмотреть свое, а не теряться в общем. Ягель традиций, лишайник комфорта – это те материалы, которыми отделана рутина.

– В общем, дело дрянь, – пошутила Анна. – Кофе растворимый. Вот почему многим приходится прикидываться сахарком, чтобы так или иначе подсластить эрзац, пойти на компромисс.

– В общем, потеряться. Ты понимаешь, о чем я говорю.

– Может, это чисто мужское желание, хочется побыть наедине с собой без эскорта.

– Может, может. У вас слишком много одиночества, чисто гормонально, а угол один, в который ее тянет вернуться, а ему хочется много углов, разных. Жизнь многоугольна. Многоугольник. А ты находишь только один. Встал, наказан, стоишь.

– Но ведь один? Есть время подумать.

– Есть. Ты какой угол дивана выбираешь? Левый или правый?

– Разложенный, – усмехнулась Анна, и на ее лице появилась озорная улыбка. – Кстати, возвращаясь к натюрмортам. Кто-то любит ставить яблоко на угол стола или класть записную книжку на подоконник.

– Ну да, кто-то просто любит. Просто любит наводить порядок – и яблоко обратно в вазу, а книжку на полку. Сразу личное пространство становится общим.

– Тогда куда сегодня пойдем за личным пространством?

– Завтра. На природу. На дачу Боргезе. Гасить раздражение и агрессию.

– А также чувство комфорта. Вместе пойдем или разойдемся по углам?

– Желание побыть наедине с собой, заняться делами в одиночку подкупает, но мы будем мучиться до конца, – рассмеялся Борис.

– Я покажу тебе любимые места, привычки и скамейки, часть личного пространства, где стабильность не переполнена информацией и людьми.

– Ладно, поставлю телефон в режим полета, чтобы чувство стабильности и спокойствия не нарушало психического баланса.

– Там здорово, вот увидишь. Ты сама не захочешь нарушать баланс и никакие чувства, традиции или доводы логики тут не сработают. Просто тебя накроет животным инстинктом очарования, который, как с ним ни борись, сильнее.

– Прямо пуф какой-то или место за кухонным столом.

– Блюдо с яствами.

– Я уже не в своей тарелке, хочу в твою.

– Тогда давай зайдем сюда, там красивые тарелки, – повел меня Борис в пиццерию, что первой встретилась на пути.

– И пицца у них самая лучшая в Риме, – открыл передо мной дверь Борис.

– Сколько раз я это уже слышала, в разных местах. Что ты на это скажешь? – рассмеялась Анна.

– Это логично. Все готовят на одной кухне. Кухня-то одна – итальянская.

* * *

Мы вышли из порочного круга пиццы, добрые и веселые. У самого входа сидела кошка. Анна нагнулась, погладила ее, та благодарно заурчала.

– Кошки, как время, тоже лечат.

– А коты? – спросил очень серьезно Борис.

– Вчера гладила кота, который живет возле моего отеля. Он осторожно прыгнул ко мне на колени, спросив разрешения. Мы же главные. Смотрю, рядом кошка, позже привратник сказал, что их целая семья, и это его мать. Так вот, кот спрыгнул с моих колен, робко пошел к ней. Она не погнала, хотя кошки гонят свое старшее потомство. Стала его вылизывать. И он заурчал. Коты лечат, когда урчат. Погладь, Борис, вот увидишь.

– Похоже на электрофорез.

– С тобой никогда нельзя серьезно, – взглянула на него сурово Анна.

– Только не говори мне, что с этим котом у тебя серьезно.

Анна рассмеялась, кот спрятался под припаркованную рядом машину.

– Нет, он какой-то несерьезный.

– Я знаю, – погладил Борис по голове Анну, которая продолжала сидеть на корточках. – Я абсолютно точно знаю, что кошкам нужна ласка.

Рим. Вилла Боргезе

На следующий день мы встроили себя в ландшафт парка виллы Боргезе. И плевать нам хотелось на все условности с высоты холма Пинчо. Объятия и поцелуи – вот что преследовало нас постоянно, вот что не давало расслабиться ни на минуту, настолько неутомимые, словно были одной любвеобильной скульптурой этой виллы. И нам за ласку неплохо платили.

– Давай сегодня без музеев.