«Дрион» покидает Землю (журн. вариант)

Перед глазами Юры прошли десятки коротких эпизодов из истории человечества. Иные из них развёртывались на несколько минут, но большинство появлялось лишь на минуту, так что Юра не успевал порой сообразить, к какой эпохе относить тот или иной отрывок. Так он увидел походы Рамсеса II, осаду Трои, бесчисленные полчища персов, двинувшихся на завоевание маленькой мужественной Эллады, боевые колесницы Александра Македонского, грозных слонов Ганнибала, легионы Юлия Цезаря в крылатых шлемах. Неисчислимые орды воинственных гуннов с их косматыми низкорослыми коньками, закованных в латы крестоносцев, костры святейшей инквизиции, опустошительные нашествия конкистадоров на мирные и беззащитные города инков, ацтеков и народов майя и многое-многое другое. И все картины были - войны, набеги, пожары, казни и снова войны. Лишь изредка между эпизодами кровопролитных битв мелькали осколочные фрагменты мирной жизни: праздник разлива Нила, древнегреческий театр, обсерватория Улугбека или путешествие Магеллана.

Многие из эпизодов были Юре знакомы, о некоторых он догадывался, а иные узнавал сразу. Ближе к новому времени неведомого становилось всё меньше и меньше. После походов Наполеона и его бесславного бегства из России пошло только знакомое. Эпизоды стали длиннее, подробнее. На первой мировой войне Плавунов задержался пять минут. Он сам воевал на германском фронте. Гражданскую войну он показал во всей её жизненной силе. В ней он тоже участвовал - бил беляков и интервентов на пяти фронтах. Перекоп, разгром Врангеля… Всё. Экран погас.

Некоторое время Плавунов ещё сидел неподвижно, потом устало открыл глаза. Тут же появилась Миэль. Она осторожно сняла с головы Плавунова блестящий обруч и, отступив на несколько шагов, с тревожным удивлением стала рассматривать своих гостей, словно увидела их впервые.

- Ну как, Миэль? Плохо, да? - криво усмехнувшись, каким-то странным чужим голосом спросил Плавунов.

Миэль не ответила. Она смотрела на землян широко раскрытыми глазами, и в этих глазах были и боль, и жалость, и глубокая скорбь. Юра не выдержал, крикнул:

- Не надо, Миэль! Не спешите с заключением! Дайте мне, я вам расскажу, чем всё это кончится!

МИЭЛЬ НЕ ПОНЯЛА

Печальные глаза остановились на Юре, всмотрелись в его взволнованное лицо. Тонкая рука требовательным жестом протянулась к «столу». Тот послушно заскользил по полу и замер перед своей повелительницей. Лёгкое прикосновение пальцев - и створки полусферы распахнулись, исчезли. На столе снова сверкал алмазный бокал, наполненный тёмно-бордовой жидкостью. Не отводя от Юры пристального взгляда, Миэль молча указала ему на бокал.

Пружинистым рывком Юра поднялся с кресла и подошёл к столу. Глаза его горели такой решимостью, что Миэль опустила ресницы и чуть-чуть отступила.

- Не надо мне вашего напитка, - твёрдо сказал Юра. - И обруча вашего не надо. Я вам так обо всём расскажу. Без картинок. Вы согласны, Миэль?

- Это ваше право, друг мой. Садитесь и рассказывайте.

Юра вернулся в кресло. Миэль осталась возле овального стола, который по её велению снова закрылся.

Плавунов посмотрел на Юру с тревогой и удивлением:

- Что ты задумал, Карцев?

- Не беспокойтесь, Николай Фёдорович. Я расскажу то, что надо.

- Смотри, от этого теперь зависит всё…

- Знаю.

Юра глубоко перевёл дыхание и, крепко вцепившись руками в подлокотники кресла, заговорил медленно, тяжело, словно выковыривал слова из густого вара:

- Вас поразило, Миэль, что всё у нас война да война. Вы готовы наклеить на нас свои ярлык с надписью «гуолла». Это понятно. У вас Великий Координатор, который даёт безошибочные советы. Но наш случай особый. Я уверен, что ваш Великий Координатор его не предвидел, да и не мог предвидеть. Я не буду вам рассказывать обо всём, к чему мы стремимся, как хотим переделать наш мир. Это долго. Я расскажу вам про своего отца, про большевика Дмитрия Карцева. Я расскажу вам, как он погиб шесть лет назад. Слушайте, Миэль, внимательно.

Юра облизнул пересохшие губы, ещё крепче вцепился в подлокотники, так что побелели суставы пальцев, и продолжал: