— Что делать, товарищ командир, если наши ребята обнаружат Мирека как раз в тот момент, когда его будут хватать гестаповцы?
Гонза нахмурился и с минуту молча ковырял спичкой в оплывшем с канделябра мягком стеарине. Парни с закрытыми лицами уставились на него из-под кепок разгоревшимися глазами. Оленька насторожилась. Наконец Гонза откашлялся и тихо произнес:
— Мы не имеем права рисковать, товарищи. У нас нет оружия. Я лично считаю нелепым терять наших ребят и ставить под угрозу всю организацию ради спасения одного человека.
— Это нечестно! — не удержавшись, вскричала Оленька.
— Не согласны!.. Не имеем права бросать его!.. Это подло!.. Будем драться!.. — возбужденно заговорили парни, позабыв о необходимости изменять голос.
Только хозяйка молчала и пристально смотрела на Гонзу.
— Погодите! Зачем шуметь? — Гонза поднялся со своего кресла. — Покуда я командир и вы признаете меня своим командиром, я отвечаю за организацию и за любого ее члена. Я не могу допустить ненужного ухарства. Это не только мое право, но и мой долг. Но это не значит, что я вообще запрещаю какое бы то ни было вмешательство, если Мирек будет обнаружен в подобную критическую минуту. Решать в таких случаях нужно будет на месте и с молниеносной быстротой. Если обстановка позволит вмешаться без особого риска, то я, конечно, не возражаю. Но я решительно запрещаю вступать с гестаповцами в открытую, драку. Это плохо кончится и для Мирека, и для нас… А теперь довольно разговоров. Время не ждет. Предлагаю немедленно приступить к операции. Сколько на твоих часах, Власта?..
— Двадцать сорок три, товарищ командир! — весело ответила хозяйка и вдруг сдернула с лица свою черную маску.
Оленька увидела миловидное бледное лицо с тонкими чертами и задорные голубые глаза.
— Ты зачем это? — опешил Гонза.
— Считаю, что для меня это совсем лишнее!
— Почему?
— Потому что ты сам раскрыл, что я не мальчишка, и назвал мое имя. Это раз. Потому что с маской на лице мне неудобно будет здесь работать. Это два. А в-третьих, я считаю, что друзьям нужно доверять, товарищ командир! — Она повернулась к Оленьке и протянула через стол руку: — Давай знакомиться. Я Власта Нехлебова.
Девушки крепко пожали друг другу руки. Гонза взъерошил свои вихры, хотел что-то возразить, но передумал и только махнул рукой. Затем он крепко нахлобучил на голову кепку и, повернувшись к пятерым парням, коротко бросил:
— Айда, ребята!
Не сказав больше ни слова, он быстро направился к выходу. Парни вскочили и молча двинулись за своим командиром.
— Желаю удачи! — крикнула им вдогонку Власта.
В ответ ей лязгнула железная дверь. Девушки остались одни на диковинном складе…
Гнев сильнее страха. Возмущенный чудовищным предательством Оленьки, Мирек долго блуждал по пустынным аллеям Вышеградского парка, отдавшись новым мучительным переживаниям. В нем крепло негодование, подавляя все остальные чувства. Прижав к груди свой портфель с учебниками, он шагал с опущенной головой, не разбирая дороги, сворачивая на первые попавшиеся дорожки, занесенные снегом, и бормотал:
— Гнусное полицейское отродье! Подлая, мерзкая тварь! Лицемерка проклятая! Нет, погоди, я отомщу тебе! Я жестоко накажу тебя! Накажу!.. Ты еще узнаешь меня! С оладьями подъехала, с помощью! А сама собиралась к своему отцу заманить! Выдать этому палачу-предателю!.. Нашла дурака! Меня не так просто взять, как ты думаешь! Я еще постою за себя! А тебе не миновать расплаты! Нет, не миновать! Наступит время, когда я все тебе припомню!..
Бастионы, собор, могилы и черные деревья внимали бессильным угрозам оскорбленного юноши и молчали. А мороз все крепчал, все беспощаднее вгрызался в лицо, в дрожащие от усталости колени. Надвигающаяся ночь готовила тысячи опасностей…
Спасаясь от холода, Мирек зашел в один из бастионов. В их мрачных полуобвалившихся казематах, заваленных всяким мусором, было еще холоднее и тоскливее, чем под открытым небом. Постояв немного в темноте под черными сводами, Мирек подумал, что неплохо было бы бросить здесь портфель с учебниками. К чему его таскать с собой, раз он больше никогда не понадобится?.. Но бросить учебники было нестерпимо жаль. Миреку казалось, что тогда оборвется последняя связь с нормальной жизнью. Он не бросил портфеля и, покинув негостеприимные развалины, снова стал кружить по заснеженным аллеям парка…
Шел час за часом. Незаметно для себя он все ближе подбирался к месту свиданий с Оленькой, к их “заветному месту”.
Взглянуть в последний раз?.. Он сделал широкий круг и другой стороной вышел к косогору, круто спускавшемуся к набережной.
Стараясь ступать как можно осторожнее, чтобы не скрипел под ногами снег, уже подернутый корочкой льда, часто останавливаясь и прислушиваясь, напряженно всматриваясь в темноту, он приблизился к одинокой скамье. Несколько минут он неподвижно стоял за кустами, затаив дыхание… Кругом царила глубокая тишина. Тогда он вышел из укрытия. Пусто. Ни души.