Дробь

Я проснулся рано, осушил стакан сока,
Сок сегодня был безвкусным и пресным,
Картина странная открывалась из окон:
Баннер мигал:«привет, неуместный!»
Я вышел на улицу, залез в маршрутку,
Кондуктор столкнул меня с моего места,
Потащил к дверям, схватив за куртку,
«Пошел вон, сопляк неуместный!»
Затем мужик подошел пьяный, безногий
В лакированных туфлях от chester,
Смеялся до слез надо мной очень долго,
Приговаривая «ты и есть неуместный?»
А на углу меня за руку схватил калека,
Фридрих зовут, философ известный,
«Ты никогда не станешь сверхчеловеком,
Ты клеймен, ты никто, ты неуместный»
Я бежал к своей девушке, а с ней spaceboy
Загорелый, с накачанной грудью и прессом,
А она, брезгливо дернув губой,
«Ты мне больше не нужен, ты неуместный»
Пересчитал деньги и решил снять шлюху,
Подошел к той, что в наряде невесты,
Она наклонилась и нежно шепнула на ухо:
«Ты еще не понял? Ты неуместный»
Я приполз домой, а там мама готовит,
Жарит блины из густого теста,
Остановилась, нахмурила брови,
«Ты больше не сын, ты и тут неуместный»
Я стою на стуле, у меня дрожат руки,
Удлинитель на шее, немножечко тесно,
«Идите к чертям, проклятые суки!
Это я вас клеймлю! Это вы неуместны!»

С тех времен мало что изменилось. Я вообще перестал чувствовать какое бы то ни было взросление лет в 15–16, кто–то скажет, что это здорово, скажет «smells like teen spirit» и «forever young», а кто–то назовет меня инфантильным мудаком, неспособным принимать решения и боящимся брать на себя ответственность, и будет прав.

Дух городского отчаяния, ненужности, обреченности, упаднические настроения, вечные депрессии, загоны, страхи, неуверенность, замкнутость, резаные руки, дурные стихи: свои и чужие, «no hope, no future, no second chance!». Все это жило во мне и не уходило с переходного возраста и до настоящего времени, хотя, мне, здоровому лбу и великовозрастному дяде поры бы уже было браться за ум и обустраивать свой никчемный быт.

Внешность, стоит отметить, вполне гармонично соответствует робкому, болезненному и хрупкому нутру: я всегда молчу, опасаясь сказать что–то не то, бездействую, боясь сделать что–то не так, в потугах снискать социального одобрения улыбаюсь по поводу и без, словно кретин, или же, наоборот, в припадках социального отторжения хожу с лицом сложнее, чем курс математического анализа. Вязкий, склизкий, невнятный, непонятный. Я бы с себеподобным дружить не стал.

Я сполз на край кровати, выдрал из уголков глаз засохшие остатки «гнойной печати» и просто уставился на стену, пережевывая сон. Бывает такое, что сон настолько реалистичен и ярок, что проснувшись, ты прокручиваешь эмоции, испытанные в ходе снова и снова. Что–то схожее я переживал и в этот раз.

Попытки разобрать сны с точки зрения психоанализа и монографии Фрейда «Толкование сновидений» всегда заводили меня в тупик, связать события во сне с недавними незначительными вещами, способными напомнить мне вещи более значительные в более далеком прошлом, попытался найти завуалированные желания ну и прочие фаллические символы, излюбленные Фрейдом. Это был дохлый номер, привязать сон таким образом можно было к сотне событий в прошлом, как недавнем, так и более отдаленном, а желаний надумать и того больше. Должно быть, психоанализ и вправду «самое грандиозное интеллектуальное мошенничество двадцатого века».