Дропкат реальности, или пособие для начинающего шулера (СИ)

'Глаз ведь точно выколю, или конь в бочажине ногу свернет, а я, навернувшись с него — шею', — мысль, терпеливым стрелком, засевшим в засаде, преследовала Эрдена на протяжении всего пути. Но он так и не открыл глаза, боясь потерять то хрупкое ощущение размотанной нити, которую ему удалось поймать. Спустя изрядное количество времени и сил мужчина остановился. То, что он пришел, было очевидно.

Сторожка напомнила ему тещу, встречающую припозднившегося зятька. Руки — ставни обманчиво плотно скрещённые — запертые, но в любой момент могут распахнуться и приветить по затылку. Да и сам домишко, перекошенный, как лицо родственницы от радости лицезрения пришедшего, наводил на размышления не об вечном, бытовом.

Зайдя внутрь, дознаватель отметил: были двое, недолго, аккуратно. После себя следы если не замели, то свели к минимуму. Сторонний и не заметит, что тут кто-то хозяйничал. Но две кружки, поставленные аккуратно на то же место, в кружочек пыли, но чище своих товарок по полке. Сметенный у каменки мышиный помет, в то время как в других местах он явственно наличествовал. Чурбак, который, судя по всему, с силой проволокли, и он оставил короткий, но пока светлый след на полу, и, конечно же, печь. Хотя уголья в ней совсем уже остыли, но были свежими, не покрытыми налетом времени.

Выйдя обратно на улицу, Эрден заметил еще кое-что интересное. Кочку, об которую так старательно запнулись, что аж выворотили половину. Чуть дальше было тоже кое-что интересное. Отпечатки подков. Очевидно, коней было несколько, и лишь один всадник спешился. Судя по следам, он-то и заходил в сторожку, и после его посещения, как и после Эрдена, в доме следов не осталось.

'Опережают, хогановы засранцы, опережают!' — мужчина матерился сквозь зубы. В том, что это отряд, посланный всерадетелем, дознаватель не сомневался. Вернувшись к дому, Эрден отвязал коня, и, вскочив в седло, направился на восток.

* * *

Пробуждение для Иласа было не просто тяжелым. Оно было для него неподъемной ношей, которую он-таки взгромоздил себе на плечи и, шатаясь, понес на самую вершину неприступного водораздельного хребта. Воспоминания о минувшем вечере были сродни огненным шарам, что так любят запускать осадники из катапульт. Яркие, но короткие и потому бестолковые. Чье-то лицо, круглое, как монета и такое же продажное, в клубах дыма, цыган с курчавой бородой, Васса. Почему-то простоволосая, в выразительном изгибе, грозящем сломать ее пополам. Гитара. То, что гитара по — особому важна, мужчина помнил, но вот почему, хоть топи, понять не мог.

Заспанный, он не вышел, вывалился из повозки, лишь машинально удивившись, почему ему так неудобно и тяжело дышать. Мгновение тишины и следующий за ним смех дюжины глоток заставили Иласа внимательнее осмотреть себя. И не зря.

За ночь мужчина неожиданно для себя обзавелся весьма внушительным бюстом, платьем, делающим честь многим горожанкам и, судя по ощущениям, еще и корсетом. Руки, которые неосознанно ощупывали голову, нашли на оной локоны весьма завидной длины. Взяв одну из прядей, Илас поднес ее поближе к глазам. Насыщенно — рыжий цвет и кокетливый завиток на конце послужили последней каплей.

Переведя взгляд, который больше бы подошел профессиональному маньяку, нежели только что отошедшему ото сна благородному герру, мужчина схватил за грудки первого попавшегося цыганенка и гадюкой прошипел:

— Где та, что пришла со мной. Где эта зараза Вассария?

Пойманный пацаненок счел за лучшее не прикидываться пеньком и резво ткнул в сторону костра, где старуха — цыганка накладывала в миски черпаком похлебку всем проснувшимся.

Размашистой мужской походкой, при которой особенно остро чувствовалась чужеродность юбок их носителю, Илас двинулся в указанную сторону.

Васса с безмятежным видом уписывала варево, своим спокойствием напоминая ужа, прикинувшегося дохлым, дабы от него отстали.

'Да чтоб тебя, зараза!' — пронеслось в голове Иласа. Конечно, его мыслительный процесс на этом эпитете лицедейки не остановился, но из остального печатными были одни запятые.

Несколько раз вдохнув и выдохнув, чтобы успокоиться (руки чесались схватить шею наглой мерзавки и сдавить как следует), Илас сделал над собой нечеловеческое усилие и почти спокойным голосом осведомился:

— Может, объяснишь?

Девушка с видом лектора, которому нерадивый студиозус задал наиглупейший вопрос, склонила голову набок и, орудуя ложкой, как указкой, назидательно произнесла:

— Ну нам же нужно попасть в Армикополь? Так это лучшая из маскировок.

— Маскировок? Да я… я себя уважать перестану в этих бабских… — Илас замолчал, подбирая формулировку и сжимая кулаки.

Васса, не меняя выражения на лице, все же сочла за разумное слегка отодвинуться от нависавшего над ней снежной тучей мужчины.

— Ну да, городскую стражу наверняка предупредили о том, кого надо ловить и наши портреты скорее всего уже украшают не только все позорные столбы окрест. А вот изрядно переспелую девицу со старухой — горбуньей в компаньонках не ищет никто.

В словах девушки был резон, но просто так Илас успокаиваться не собирался: