Дротнинг

— Это верно, я воргамор. Но в здешних горах есть и другие волчьи ведьмы. Превратив меня в тварь со змеиными глазами, ты избавишься только от одной. А если отпустишь меня такой, как сейчас, я исчезну в далеких краях и переманю к себе всех воргамор… пошлю им весточку и призову к себе, пообещав жизнь и спасение! Все равно на Севере волчьих ведьм теперь ждет смерть. Люди уже знают, кто мы, что мы делаем. И нас поубивают одну за другой, не твои воины, так другие… когда слухи разойдутся, после каждого пропавшего люди будут присматриваться к бабам в округе. Но в новых краях мы заживем спокойно, среди тех, кто о нас ничего не знает. Я единственная, чьи родичи погибли по твоей воле. Последняя из трех сестер, падчерица и наследница Исгерд. У Свалы мать уже умерла, детей у нее не было… стало быть, только у меня есть право мстить. И я клянусь тебе, что никогда не принесу беду в твой дом, никогда не вспомню о мести. Клянусь тебе жизнью моих нерожденных дочерей… и жизнью Гейрульфа!

— Он мертв, — бесстрастно бросил Харальд.

Потом помолчал, глядя на ведьму. Добавил холодно:

— Гейрульф умер как раз перед тем, как я пришел сюда. Так что твоя жизнь опять принадлежит мне. И я хочу посмотреть, что мой взгляд может сделать с одной из воргамор. Вдруг мне пригодится ведьма-прислужница?

Лицо Асвейг, окаменевшее при первых словах Харальда, исказилось. Некрасиво растянулся рот, напряглись жилы на шее — словно ведьма рыдала, не издавая ни звука, не проливая слез. Потом Асвейг, хрипло вздохнув, закрыла глаза. Снова открыла, сказала осипшим голосом:

— Ты воин, конунг Харальд. Мой отец тоже был воином. Как дочь воина и конунга, молю тебя… окажи мне великую милость, подари смерть! Прямо сейчас, пока Гейрульф еще не остыл. Даже если меня не положат в одну могилу с ним, я все равно буду искать его на дорогах, по которым люди уходят в чертоги богов. И может, найду!

Она договорила, опять хрипло вздохнула. Ладони, стянутые веревкой у запястий и сцепленные перед пышной грудью, подрагивали.

Харальд вскинул брови. Подумал с неудовольствием — еще одна конунгова дочка наслушалась скальдов. Треплется, как девица из саг. Но…

Но Сванхильд это понравится, вдруг мелькнуло у Харальда. Как только девчонка выпустит первый гнев и спросит про Асвейг, можно будет ей об этом рассказать. Глядишь, помягчеет. После того, как Сванхильд начала понимать нартвежскую речь, она на пирах прислушивалась с любопытством и к сагам, и к висам…

— А чем простой воин сумел завлечь дочь конунга? — все так же холодно спросил Харальд. И пообещал: — Если расскажешь так, что я поверю, придушу прямо сейчас.

Асвейг на мгновенье зажмурилась. Просипела быстро:

— Смелостью без расчета. Доблестью без надежды на награду. Я много видела тех, кто был смел ради добычи, ради спасения или милости конунга… но Гейрульф защищал, не требуя платы. Он на пиру протянул Ниде нож на глазах у ярла Свальда… и хоть она его не приняла, но от боя с ярлом Гейрульф не отказался. Что в первый, что во второй раз. Хотя мог уладить дело миром. Не его ведь баба? И твою жену Гейрульф спас — а потом не пожелал стать хирдманом. Ради меня бился, хоть это было безнадежно…

Харальд ухмыльнулся. Сказал неторопливо, приопуская веки:

— Выходит, на все мое войско нашелся всего один смельчак, ни от кого не ждущий награды? Хель с тобой, Асвейг. Живи.

— Убей, — тоскливо и как-то скрипуче попросила ведьма.

Харальд, молча повозившись пару мгновений, отцепил от клинков в потолке клетки цепь. Проворчал, наматывая ее на ошейник:

— Гейрульф жив. Тряпье я тебе принес, ночью не замерзнешь. Но если затеешь что- нибудь недоброе, подошлешь к моим людям крыс или наведешь на них чары — тогда уж точно посмотрю тебе в глаза. И скажи мне вот что, Гунирсдоттир. Если я тебя отпущу, куда ты с Гейрульфом поплывешь?

Ведьма, смотревшая на него потрясенно и неверяще, снова зажмурилась. Ответила тихо, не открывая глаз:

— Если позволишь… то в родные края дротнинг Сванхильд. Раз там есть такие, как она, может, и мы заживем по-другому. К тому же там правит конунг Рюрик. Если Гейрульф захочет взяться за меч, ему будет к кому пойти. Благодарю тебя за весть о том, что он жив, конунг Харальд.

— Никаких чар, — буркнул Харальд.

И вышел из клетки. Запер дверцу из клинков, потом сарай. А потом зашагал туда, куда тоже следовало заглянуть…

Пока Харальд разговаривал с хирдманами, Свальд куда-то запропастился. Но подойдя к бане, Харальд вдруг столкнулся с ним нос к носу.

Ярл Огерсон сиял, словно только что отлитая гривна. Короткие волосы посветлели, как бывает после густого щелока. Подбородок и щеки, с которых безжалостно соскребли щетину, теперь ярко розовели. Под скулой и на подбородке краснела пара царапин, оставленных острым лезвием.

Только рубаха на Свальде была простая, из серой некрашеной шерсти.

— Вот теперь я вижу, что мы и впрямь родственники, — насмешливо бросил Харальд. — Об одном подумали. А почему рубаха не красная, Свальд? Мне казалось, у тебя других и нету.

— Ведьму напоминает, — проворчал брат.