— Я случайно,.— ответил я и засмеялся. И смеялся долго и радостно и вместе со всеми. И хотя мы понимали, что это все не настолько уж и смешно, но нам приятно было находить это пределом комизма. И мы смеялись громко и свободно, и от смеха нам становилось легче.
В темноте, лишь при редком запаливании спичек, открыли топором банку тушенки, порезали хлеб.И были счастливы…А помнишь, Шура, как в том же году в Алеусе, в июле, на рыбалке по вечерам у комаров происходило какое-то кучкование, они собирались в огромные тучи, колонии, похожие па смерчи. Тучи эти перемещались над землей, волочась острием воронки по траве, и казалось страшным туда попасть. И ты еще сказал: «Такое впечат¬ление, кипь палку — останутся одни щепки».Помнишь?А помнишь, был штиль, и мы лежали с тобой под солнцем на траве у палатки, и вдруг над нами пронеслось что-то невидимое шумным порывом ветра, хотя не шелохнулась ни одна травинка.Загадка природы…А в Томской области па Юксе, помнишь, мы неделю жили с тобой в тайге. Я еще себя там плохо вел, пытаясь учить тебя говорить вместо «ложи» — «положи» или «клади», в чем весьма преуспел, и ты, когда я тебе уже надоел окончательно, стал говорить «поклоди».И все же, несмотря ни на что, там было хорошо. Мы жили на месте когда-то бывшего кордона, брошенного поселка лесорубов, на берегу маленькой речонки, спали в палатке, поставленной у заросшего крапивой, с обветшалым, прогнившим уже срубом колодца на когда-то бывшей, видимо, центральной в поселке, теперь поросшей мелкой травкой дорожке. Стреляли зайцев, устраивая засидки на выволоках и лесовозной дороге, куда они выходили по вечерам на песочек, вымачивали их в найденном нами у одного из опустевших, полуразрушенных домов туеске, коптили в железной бочке из-под солярки на осиновом дыму и ели их потом, пересушенных, как семечки, с размоченным и поджаренным на топленом масле хлебом…Проходят годы, а я помню все совершенно отчетливо, будто это было вчера. Как Шура закуривал после ужина свою "козью морду", говоря: "Не понимаю людей, которые не курят. Что они делают после еды?" — и безмятежно лежал у костра, разувшись, босиком, подвинув к огню свои пятки.Я вспоминаю это, сравниваю себя с ним и каждый раз задаю себе один и тот же вопрос: а я, я, со всеми своими высокими воззрениями и стремлениями, со всеми своими заботами и делами, с бурной деятельностью, вследствие которой я все реже и реже выбираюсь в поле, в лес, на охоту, со всеми своими высокими помыслами и порывами и гордым высокочеловеческим взглядом на мир, так же ли я счастлив, как Шура?..