Дровосек для Булочки

Виноградова текла от этих слов, ее захватывали совсем другие ощущения, вот в ее попку, обильно смоченную соком ее возбуждения, вошел один палец, причиняя лишь легкий дискомфорт.

— Хочу твою попку, как же я хочу ее.

Острые ощущения, Сима не ожидала, что ее анус столь чувствителен, что мышцы так легко расслабляются, и вот ее трахают уже двумя пальцами.

— А-а-а-а-а-а… боже мой… Боже мой…

Серафима часто дышала, выпустила из руки член Семена, стала натирать свой клитор. Оргазм приближался, мышцы сводило, внутри все закручивалось вихрем.

— Нет, нет, Булка, не так, иди ко мне. Да, повернись, расслабься, прогни спину, вот же дьявол, какая ты мокрая и раскрытая. Подожди, черт, где же они?

За спиной Симы шум, даже что-то упало, Терехов искал в столе презервативы, они точно были, затарился три месяца назад и оставил здесь, чтоб не хранить в доме, сам уже не помнит почему, наверное, ждал именно этого момента.

Надорвал упаковку, быстро раскатал по торчащему колом члену тонкий латекс, не отрывая взгляда от промежности Серафимы. Наблюдая за тем, как она сама пальчиками ласкает клитор.

— Сейчас, малышка, сейчас, папочка уже готов. Папочка сделает хорошо своей булочке.

Но перед тем как войти в попку, припал к ней губами, начал посасывать кожу, а потом лизать. Серафима прикусила язык от фантастических ощущений, от того, что ее ТАМ и ТАК впервые вылизывает мужчина, щекочет усами, а она хочет еще.

— Да, впусти меня, ух, какая ты узкая, вот же дьявол, откройся, впусти меня, Булка, впусти, расслабь попку.

С трудом, но Семен толкался, девушка кусала губы от боли, но позволяла взять себя таким образом.

— Больно… Семен… а-а-а-а-а-а… господи…

— Потерпи, потерпи, малышка… сейчас… Расслабься…еще, вот умница.

Но как только головка члена вошла вся, Сима охнула, по телу пронеслась волна жара, а потом яркого удовольствия. Терехов двигался медленно, остановился, вытер пот со лба, Сима сама стала насаживаться, вот тут его сорвало окончательно.

Он хотел эту женщину везде, во все места, вылизать, трахнуть, довести до сотни оргазмов, пить их, наслаждаться и кончать самому в нее, на нее.

Серафима вновь начала кончать первая — после нескольких шлепков по ягодицам и уже глубоких проникновений. Член Семена стал еще больше, трение увеличивалось, грудь колыхалась, соски, ставшие твердыми вишенками, терлись о колючий плед.

— Не могу… не могу больше… кончаю… конча-а-а-аю… боже мой… а-а-а-а… да-а-а-а-а…не могу…

Виноградова кончала первым в своей жизни анальным оргазмом, сжимая мышцы ануса, пульсируя на члене соседа. А Терехов думал, что у него выскочит сердце, сам замер на секунду, поясницу пробило острой болью, а потом член взорвался спермой.

Нет, он точно помрет на этой пышке, в сорок два года надо быть аккуратным, не перенапрягаться в сексе, не юноша уже. Но оторваться от Булки было выше его сил, которых совсем не хватит такими темпами на Новогоднюю ночь.

Пять минут…пять минут…

Утро тридцать первого декабря выдалось солнечным. Серафима вновь проснулась одна на смятых и скомканных простынях огромной кровати Семена.

Молодой женщине хотелось вновь накрыться с головой одеялом от стыда, покраснеть, провалиться сквозь землю. Но Сима не стала этого делать, решив, что она взрослая, достаточно взрослая для такого рода плотских утех, что были у нее вчера в бане.

Мышцы болели, попка саднила при воспоминании о случившемся, даже мурашки побежали по коже. Они вдвоем слишком долго потом отходили от оргазма, такого яркого, как вспышка света после атомного взрыва. Семен тяжело дышал в шею, что-то шептал, целовал, трогал грудь.

Послышался стук с улицы, девушка встала с кровати, нашла лишь свою одежду, она именно тут и была брошена вчера после поисков соседа, который ушел за елкой. На часах девять утра в доме никого, Сима накинула шубку и валенки, вышла на крыльцо.

На просторном дворе было оживленно. Гром бегал рядом, а Семен в одних ватных штанах, голый по пояс, рубил сучки той самой елки из леса. Мощный, широкоплечий, под татуированной кожей играли мышцы, на бороде иней, он был настолько горячим, что от него шел пар. А на улице было как минимум минус двадцать семь, это Сима увидела на термометре.

Девушка прикусила губу, внутри все стянуло легкой болью, дровосек ее возбуждал, очень. А ведь Серафима за собой такого раньше не наблюдала, чтоб вот так смотреть на мужика и возбуждаться.

Семен откинул топор, легко поднял елку, устанавливая в импровизированную подставку, отошел на два шага, любуясь плодами своего труда. Он бы, конечно, сейчас хотел любоваться прелестями Серафимы, она там гладенькая, тепленькая, под одеялом, румяная, пышная, как сдобное тесто.

Но надо было Булке отдохнуть, впереди новогодняя ночь, и он будет как раз загадывать желание, трахать ее под бой курантов.

Мужчина поправил в ватных штанах начинающий возбуждаться член, глубоко вдохнул морозного воздуха, он был счастлив. Когда у него такое было? И было ли вообще, Терехов не припомнит, но тем-то и хороши эти новые эмоции, что они новые.

— Красиво вышло.

— О, Булка, доброе утро!