Дровосек для Булочки

Семен ложится на кровать, подкладывает под голову маленькую подушку, тянет девушку на себя, в свете отражающихся в окне огней ночного города она такая красивая.

— Ох ты, черт… девочка… о боже мой… малышка, да… да, моя сладкая.

Серафима опускается к паху, ведет несколько раз ладонью по члену, сжимает его, а потом облизывает головку и сразу берет глубоко в рот. Вынимает, вновь облизывает, посасывает. Течет при этом еще больше сама, хочет сама себя коснуться, но не делает этого.

Это как-то дикий восторг — слышать эмоции мужчины, знать, что он при ласках, что она ему дарит, сходит с ума от удовольствия. Это реально заводит.

А еще гормоны, они кипят в крови, и Серафима сейчас как голодная дикая самка, готовая заниматься сексом до исступления, пока не получит желаемого, пока не будет полностью удовлетворена.

— Сима… Сима остановись, я сейчас солью тебе в ротик, иди ко мне, хочу вылизать твою девочку.

Серафима останавливается, ее колотит от возбуждения, она легко перешагивает через Семена, теперь его голова между ее ног. А когда она оседает на его губы, задерживает дыхание, ведет бедрами, трется клитором.

А Терехов натирает его языком, причмокивает, засасывая, слушая стоны удовольствия своей любимой женщины, готов кончить уже от этого. Просто излиться себе на живот, не прикасаясь к члену.

Симе нужно совсем немного, плоть так изголодалась по этому мужчине, по его губам, словам и ласкам. Клитор становится больше, Серафима увеличивает трение, придерживая грудь, сдавливает соски, кончает, протяжно стонет, почти хрипит.

Проходит несколько секунд, девушка спускается ниже, вновь берет член в руку, он влажный, огромный, ласкает яйца.

— Булка… не томи.

Трется о твердый ствол влажными половыми губами, а потом медленно оседает на него, принимая весь, начинает раскачиваться.

— Да… дьявол… сожми меня своей малышкой… да, Сима, двигайся… еще… вот же сука… как же хорошо…

Было нереально хорошо, Терехов понял, они подходят друг другу как кусочки мозаики. Ему стоило пройти через все, чтоб найти именно Серафиму, встретить ее в Косогорах, полуголую, моющую полы, и возжелать по-дикому.

Сима старалась двигаться бережно, помня о травмах Семена, оперлась ступнями, начала насаживаться сильнее. До самого основания члена, который стал еще тверже, а его набухшая головка упиралась так глубоко, что хотелось плакать от удовольствия.

Эмоции переполняли, Терехов был готов уже кончить, яйца стали каменными, а Сима так сладко сжимала его, орошая своим соком, что сил не было терпеть.

— Булка… не могу больше… не могу, — Семен прохрипел, сжал зубы, наблюдая, как Сима держит свою грудь, как стонет, трахая себя его членом.

Сперма упругими струями вырвалась наружу, Серафима почувствовала это, мышцы влагалища сократились, по телу разлился жар и пронеслась дрожь. Они кончали одновременно, Терехов накачивал свою Булочку спермой, а она принимала ее, дрожала всем телом.

— Господи… м-м-м-м-м…

— Больно, да? Извини.

Серафима совсем забыла о травмах мужчины, оперлась на его грудь, которая была плотно обмотана бинтами.

— Ничего, иди ко мне, дядя Сема так до свадьбы не доживет, перед глазами искры, и голова кружится.

— До какой свадьбы? — Серафима напряглась, слезла с Семена, эйфория оргазма как-то сразу прошла.

— Надеюсь, золотой.

— Я не поняла, ты женат?

— Уже нет, но надеюсь, что скоро снова буду. Не думал, что буду произносить такие слова вслух еще когда-нибудь.

— Значит так, да? Значит, я тут его выхаживаю, удовлетворяю, волнуюсь, стараюсь не переломать еще больше ребер, а у тебя свадьба?

— А давай ты снова подерешься с Клавой, только, чур, голая, как в тот раз.

Серафима пылала праведным гневом, она сейчас была готова сама свернуть этому веселому бородатому дровосеку шею.

— Да пошел ты!

— А ну, стоять!

— Отпусти меня! Отпусти немедленно!

Терехов сцепил зубы, не дал девушке встать, опрокинул на кровать, прижимая к себе.

— Ты такая сексуальная, когда сердишься.

— А ты скотина!

— А это наша первая ссора, но даже она меня возбуждает, — он потерся пахом о бедро, укусил за грудь.

— Ты невыносим!

— Отвратительный.

— Ужасный!

— Скотина, маньяк и извращенец.

— Да, все именно так.

— И я люблю тебя.

— Да, ты любишь… что? Что ты сказал?

Виноградова обмякла, гнев сменился сентиментальностью, на глаза навернулись слезы. И как в таком огромном, брутальном, даже жестком мужчине умещается все это?

— Булка, ты станешь моей женой?

— Женой?

— Еще раз переспросишь, затрахаю до обморока, как поправлюсь, сейчас сил мало.

А вот сейчас был самый нужный момент, чтоб открыться и признаться во всем Серафиме. Девушка молчала слишком долго, Терехов уже начал нервничать, хотя такого за собой раньше не замечал.

— Я должна тебе признаться.

— Так.

— Это случилось совсем недавно, точнее, случилось давно, не так давно, но узнала я недавно.

— Так, так.

— Я беременна.

— Так, так, так.

— И это все?

— Ты — что?

Возбуждение спало, Терехов тряхнул головой, улыбнулся, информация доходила плохо.

— Я люблю тебя.

— А до этого, что сказала?

— Что беременна, осенью у нас будет ребенок.

— Мальчик.

— Почему мальчик?

— Ну не девочка же.

— А если девочка?