Дровосек

– На ближайшие годы весьма невелика. Мы делаем ставку на вербовку молодежи и продвижение ее в правящие структуры Москвы. Мое агентство уже разработало перспективный план такой работы. Я уверен, что без разложения советского руководства мы не решим и задачи по развалу всего соцлагеря. Начинать необходимо с Москвы. Ты же видел, как она жестоко подавила наши восстания в Будапеште и Берлине. Начинать надо, конечно же, с Москвы. Но без методически разработанной программы у нас ничего не получится. Нельзя бороться с идейным противником, не имея собственных идейных устоев. Ведь наш идейный багаж состоит либо из философской зауми, непонятной даже ученым, либо из криков «ура» в адрес рыночной демократии. А те язвы и недостатки, которыми полна наша жизнь, открыты для критики коммунистов. Нам необходим генератор новой идеологии, Дуайт. Мощный ум, который бы сумел дать обществу доступное, но научно обоснованное понимание ценностей демократии. Такого человека я знаю. Это Збигнев Жабиньский. Мое агентство давно отслеживает его деятельность, и должен сказать, мы под впечатлением от его исследований. Я хочу показать тебе краткий релиз его работ, и если ты не будешь против, мы бы запустили его в раскрутку. Такие, как он, нужны не только нам, они нужны всей западной цивилизации. Жабиньский отвечает на самый главный вопрос, который тебя беспокоит: как взять в узду военно-промышленное лобби и создать элитарный консенсус. Это ядро нашей выживаемости. Если мы не сможем гарантировать подконтрольность бешеных псов из военно-промышленных кругов на весь период ядерного противостояния, взаимное уничтожение с СССР нам обеспечено.

– А в чем суть его идеи?

– Суть в том, что он совершенно обоснованно считает неправильной нашу позицию в пропагандистской войне. Самый лучший способ мобилизовать врага – это показывать ему кулак, что мы с тобой успешно и делаем. Делаем мы это потому, что танцуем под дудку ВПК, что однажды приведет нас на край пропасти. Жабиньский утверждает, что интересы ВПК можно увести в сторону от нагнетания опасности ядерной войны без ущерба для его доходов и начать новую эру в дипломатии с Востоком – эру мягких подходов. Эру ласкового размягчения красных режимов, которые будут таким образом раскачиваться. В то же время он – империалист в лучшем понимании этого слова. Жабиньский исходит из того, что самая лучшая и самая живучая форма экспансионистского государства – это империя. И он предлагает современные формы империи – государственно-монополистической машины, одетой в цивильный костюм, но правящей четкими и жесткими методами. Это совершенно новое понимание политики, Дуайт. Ведь мы все еще путаемся, как дети, между демократическими иллюзиями и жесткими императивами нашей экспансии во всем мире. Жабиньский развеивает иллюзии и говорит о будущем нашей политики трезвым и безжалостным языком, называя вещи своими именами. Этот мальчик может стать нашей главной извилиной, если мы это ему позволим.

– Мне бы хотелось поговорить с этим парнем. Устрой мне встречу с ним, не откладывая в долгий ящик.

– Нет проблем, Дуайт. На следующей неделе мы будем у тебя.

* * *

Дуайт Эйзенхауэр пристально взглянул на Жабиньского и промолвил:

– Мне много говорили о вас, молодой человек, но признаться, работ ваших я не читал. Не хватает времени, знаете ли. А вот мистер Даллес очень хвалебно отзывается о ваших трудах и даже полагает, что вы ухватили суть общественной философии будущего. Так ли это?

– Я не осмелюсь претендовать на авторство в таком большом деле, мистер президент, – с замиранием сердца ответил Збигнев. Он благоговел перед этим человеком, сумевшим из окопных вояк подняться до политика мирового масштаба. – Но я пытаюсь осмыслить те внутренние императивы нашего общества, которые, к сожалению, не учитываются в политике администрации.

– Очень смело! И какие же императивы не учитывает моя администрация? – насупившись, спросил Эйзенхауэр.

– Ваша администрация действует блестяще, мистер президент. Но она действует в рамках сложившейся политической культуры. Культура же эта настолько невразумительна и запутана, что в результате имеет место множество решений без учета этих самых императивов.

– Ну-ну. Что же это мы не учитываем в нашей ежедневной политике?

– Речь идет совсем не о ежедневной политике. Это ведь всего лишь рабочий процесс воплощения концепции. А какова американская внешнеполитическая концепция? Если послушать множество путаников, которые тянут в разные стороны, то можно в конце концов прийти к выводу о том, что американская концепция заключается в демократическом миссионерстве. То есть, в распространении американской модели демократии во всем мире. Примерно под этим лозунгом мы и строим свою жизнь и под этим же лозунгом успешно проигрываем историческое соревнование с коммунизмом. И непременно его проиграем, потому что это не императив, а выдумка правнуков первых переселенцев, решивших, что весь мир, подобно племенам краснокожих, либо примет их образ жизни, либо будет загнан в резервации.