Помимо этого вопроса у меня имелось к Пожарскому еще множество других. Но, во-первых, он был слишком измучен, чтобы донимать его разговорами. А во-вторых, мне, Жорику и Динаре и впрямь следовало поспешать. Нам предстояло не только выбраться из утробы Жнеца наружу, но и найти наиболее безопасный спуск с него на землю.
Избавлю вас под занавес этой истории от нудных подробностей нашего очередного верхолазания. Замечу лишь, что происходило оно темпами, показавшимися бы медленными даже южноамериканским ленивцам. В кои-то веки я, вконец обессиленный, не уходил от товарищей в отрыв, а, напротив, был понукаем ими, карабкающимися следом за мной по вентиляционному колодцу. Дожил, одним словом! Самый неуловимый обитатель Пятизонья страдал от банального переутомления! Скажи кому в приличном сталкерской обществе – воспримут как глупую шутку и хором посмеются. Только не над ней, а над шутником.
Разогрев энергичным массажем сведенные судорогой конечности и придав им еще немного подвижности, я по привычке взял на себя обязанности первопроходца, хотя теперь с этой задачей справился бы любой член нашей команды. В одном лишь состояло сейчас мое преимущество: я поднимался этой дорогой во второй раз и уже знал расположение всех нужных выступов. Спутником оставалось лишь в точности повторять мои действия и молиться, чтобы никто из нас не сорвался вниз.
А падать было никак нельзя. Прежде чем протиснуться в канал, Дюймовому и Арабеске, так же как Ипату, пришлось избавиться от доспехов. Причем Черный Джордж взвалил на себя еще одну важную задачу: он должен был все время находиться рядом с питеркой, чтобы та могла в любой момент опереться поврежденной ногой ему на голову или плечо, поскольку выступы в шахте были для этого чересчур узки. Понимая, какая ответственность лежит на напарнике, я снова отдал ему свои перчатки, пусть даже мои дрожащие от усталости руки тоже нуждались в них как никогда прежде.
Ничего, понемногу получалось. Метр за метром, с частыми передышками мы подбирались к выходу. Сразу, как только у меня появилась возможность забросить кошку и зацепить трос за край колодца, я это сделал. После чего наш подъем заметно ускорился, хотя и не настолько, как того хотелось бы.
Солнце на этот час уже закатилось за горизонт, и потому свет, который мы наблюдали в конце нашего тоннеля, был чисто символическим. Его и вовсе не было бы видно, но сверкающие на затянутом тучами небосклоне молнии раз за разом подсвечивали нам выход. И мы ползли, скрипя зубами и безостановочно матерясь, потому что иного короткого пути наружу для нас не существовало…
Гром грянул, когда до выхода оставалось уже практически рукой подать. Только это был вовсе не тот гром, о котором вы подумали. Он не имел никакого отношения к расчерчивающим небо молниям, да и громом я назвал его лишь образно. На деле все обстояло гораздо хуже любой непогоды. Ее я как-нибудь пережил бы, насколько бурной она бы ни разразилась. А против этой грозы я оказался совершенно бессилен, потому что вся ее мощь была нацелена лишь на наши многострадальные головы…
Э, да что я трачу время, нагнетая этот дешевый драматизм! Вы, поди, и без намеков уже догадались, во что мы опять вляпались. Спешили как могли, но, видимо, все-таки недостаточно. И когда над Жнецом вновь замельтешили лучи прожекторов, а также замаячили огромные тени и засвистели вертолетные винты и турбины, нам оставалось лишь остановиться, задрать в испуге головы и разразиться дружной бранью. На сей раз – не сквозь зубы, а во весь голос, поскольку сейчас это было отнюдь не зазорно.
Что ж, теперь можно не торопиться. Отныне я в этом мире не властен ни над чем, даже над самим собой.
Ползи я последним, глядишь, еще успел бы спрыгнуть назад, в центр связи, и, покинув его через технический тоннель, затеряться в глубинах Жнеца, спрятавшись таким образом от десанта чистильщиков. Вряд ли они убили бы моих товарищей – слишком ценными те были свидетелями, чтобы пускать их в расход. Их ожидала бы эвакуация за Барьер, разбирательство и тюремное заключение на срок, зависящий от предъявленного сталкерам-нелегалам обвинения. Так или иначе, но они остались бы живы. Как, вероятно, и я, если бы отсиделся в укромном уголке, а затем улизнул отсюда тихой сапой.
Но я полз впереди, и это лишало меня последнего шанса избежать встречи с бывшими собратьями по оружию. Дюймовый и Арабеска не могли ничем мне помочь. Спрыгнув обратно, они оба неминуемо переломали бы себе ноги, а то и шеи. И когда колодец осветили фонари склонившихся над ним солдат, мне оставалось лишь глядеть на их вытянувшиеся от изумления рожи и мысленно сокрушаться о дерьмовом финале этого суматошного дня.
Одно утешало: больше не нужно было ломать голову над тем, как нам спуститься на землю. Проблема эта устранилась сама собой. Что ни говори, а даже идя на эшафот, можно найти в себе силы порадоваться удобной лесенке и обращенному на тебя вниманию почтенной публики.