Дрожь земли

Перепрыгнув через барахтающегося под осыпью бота, я помчался по дну буерака дальше. Мне осталось обогнуть завал, и вот он – дальний конец траншеи. Потом – короткая пробежка по поверхности, и я достигну подножия холма, на котором несет дозор Жорик. А у Жорика при себе наготове барабанный гранатомет «Душегуб». На случай, если меня рассекретят и вынудят покинуть рынок в жуткой спешке. То есть так, как я его сейчас покидал.

Разбуженный прогремевшими взрывами, Дюймовый уже должен пребывать в боеготовности. Теоретически, первые гранаты пролетят над моей головой и упадут в канаву сразу, как только я из нее выскочу. И когда между мной и преследователями вздыбится стена разрывов и поднятой ими пыли, мне останется лишь затеряться в складках местности и – поминай, как звали!..

Я выпрыгнул из буерака – уханье «душегуба», однако, не раздалось, и гранаты в канаву не упали. Проклиная мешкающего напарника и затянутое тучами небо – солнечным днем Жориково прикрытие было бы мне даром не нужно, – я наскоро огляделся и припустил к холму. Ладно хоть узловики отстали, и завал надежно заслоняет меня от Обочины. Пускай дружинники гадают, что взрывалось в полукилометре от рынка и куда пропал Капуцин. Отряжать патруль на его поиски хозяева Выгребной Слободы не станут – много чести оборванцу, – а мне только этого и надо. И без дружинников забот полон рот. Настолько полон, что они, того и гляди, разорвут его от уха до уха…

Где доселе околачивался Ипат, история умалчивает. Но он нарисовался на моем пути столь неожиданно, что я едва не заорал от испуга. И вряд ли это произошло случайно. Скорее всего, при помощи загонщика-Ползуна мнемотехник ловко направил меня на нужный ему маршрут. А я – болван – опять впопыхах клюнул на Ипатову уловку. По крайней мере, памятуя о его смекалке и нетривиальной охотничьей тактике (полагаю, вы еще не забыли, при каких обстоятельствах я познакомился с Жориком?), назвать это обычным фартом было трудно.

Здесь, в дикой пустоши, орденский хищник не стал вступать со мной в переговоры и выкрикивать угрозы. К чему нам лишние церемонии? Едва я выскочил ему навстречу, он вскинул армган и выстрелил в меня с расстояния в дюжину шагов. И непременно попал бы, продолжай я корчить из себя калеку. Только я уже вышел из образа Капуцина и во мне вовсю бурлил адреналин. Ипат был быстр, да что там – феноменально быстр! Но и мой инстинкт самосохранения оттачивался все эти годы чуть ли не круглосуточно. И потому застать меня врасплох внезапной атакой из засады было не так-то легко.

Лазерный импульс рассек воздух над тем местом, где я только что маячил, и, угодив в завал, с треском расколол торчащую из него бетонную глыбу. Второй выстрел узловика должен был прожечь танковый остов, за который я шарахнулся и из-за которого мгновение назад выскочил он сам. Но Ипат не выстрелил. Слишком близко стоял он к препятствию, чтобы не обжечься брызгами расплавленного металла, неизбежными при попадании лазера в такую цель.

Секундная заминка, в ходе которой рыцарь принял это разумное решение, позволила и мне оценить очередную угрозу. Единственное, что я понял за столь короткое время: на сей раз улизнуть от Ипата не получится. Без невидимого камуфляжа он пристрелит меня, в какую бы сторону я ни бросился. Сколько еще узловиков охотятся за мной, неведомо, но мимо этого ублюдка мне не пройти. А следовательно, придется ввязываться в бой, и чем быстрее, тем лучше.

«Со мной был нож, решил я: что ж, меня так просто не возьмешь!» – пел Высоцкий в одной из своих песен. Ну прямо один в один про меня – такого, каким я предстал перед узловиком. Конечно, кидаться с ножом на облаченного в доспехи и вооруженного армганом рыцаря было не лучшей идеей, но безысходность, помноженная на ярость, – великая сила. Особенно когда враг уверен в своем превосходстве и ожидает, что ты, как и раньше, пустишься от него наутек.

Решив, что я опять воспользуюсь своей фирменной, проверенной тактикой, Ипат взялся было обегать танковый остов, дабы стрельнуть мне вдогонку лазером. Но едва мнемотехник сорвался с места, как я свалился на него сверху с занесенным для удара клинком. Почти по завету генералиссимуса Суворова, повергшего в смятение французов своим лихим переходом через Альпы. Вот и мне незачем было бежать вкруговую, если я мог запросто перескочить через раскуроченную бронированную махину. Два стремительных прыжка, и – горячий тебе привет, орденский ублюдок! Не знаком еще с моим ножом? Что ж, самое время это исправить.