— Точно. Из книжного.
Не разжимая рук, она принялась водить пальцами по шву свитера, однако взгляд ее был прикован к Сэму. Похоже, она пыталась подобрать слова.
— Я... ты носишь контактные линзы? Прости за прямоту. Тебя, наверное, все время спрашивают.
— Да, — сказал Сэм. — Спрашивают. Ношу.
На лице Оливии отразилось что-то похожее на разочарование.
— Прикольные, — сказала она наконец. — Э-э... Приятно было познакомиться. Прости, — сказала она, обращаясь ко мне. — Глупо было ругаться из-за такого пустяка.
Все, что я собиралась ей сказать, немедленно вылетело у меня из головы.
— И ты меня прости, — ответила я немного неубедительно, потому что не очень понимала, за что именно извиняюсь.
Оливия взглянула на Сэма, потом снова на меня.
— Ну да. Я просто... Можешь мне позвонить? Потом?
Я захлопала глазами от удивления.
— Ну да, конечно. Когда?
— Я... вообще-то давай я сама тебе позвоню? Я пока не знаю, когда будет подходящий момент. Хорошо? Я позвоню на мобильный?
— Да пожалуйста. Ты точно не хочешь куда-нибудь пойти и поговорить?
— Э-э... нет, сейчас не могу. Джон ждет. — Она покачала головой и снова взглянула на Сэма. — Он хочет со мной пообщаться. Но как-нибудь потом — обязательно. Спасибо, Грейс. Правда. Я так жалею, что мы с тобой поссорились из-за ерунды.
Я сжала губы. За что она меня благодарит?
Из дверей магазина высунулся Джон.
— Олив? Ты идешь или нет?
Оливия помахала нам рукой и скрылась в книжном, звякнув дверным колокольчиком на прощание.
Сэм обхватил голову руками и судорожно вздохнул. Потом принялся ходить кругами по тротуару, не опуская рук.
Я прошла мимо него и дернула на себя дверцу машины.
— Ты скажешь мне наконец, что происходит? Ты просто не любишь фотографироваться или тут что-то серьезнее?
Сэм обошел «бронко» и, усевшись на водительское сиденье, захлопнул дверцу, как будто хотел оставить Оливию и наш странный разговор за пределами машины.
— Извини. Я просто... на днях видел одного из волков, к тому же у меня и так из-за Джека нервы на пределе. А Оливия... она же вечно нас фотографировала. В волчьем обличье. А у меня же глаза... я испугался, что Оливия знает про меня больше, чем говорит, ну и сорвался. Я знаю. Я вел себя как полный псих.
— Угу. Повезло тебе, что она вела себя как еще более полный псих, чем ты. Надеюсь, она мне позвонит.
Меня грызло беспокойство.
Сэм коснулся моего локтя.
— Пойдем куда-нибудь поедим или поедем домой?
Я застонала и прижала ладонь ко лбу.
— Поехали домой. Господи. Мне так не по себе. Скорее бы выяснить, что у нее на уме.
Сэм ничего не ответил, но я не обиделась. Я вновь и вновь прокручивала про себя слова Оливии, пытаясь понять, почему наш разговор вышел таким неловким и что осталось недосказанным. Надо было еще поговорить с ней после того, как она попросила прощения. Но что еще можно было сказать?
Домой мы ехали в молчании, пока до меня не дошло, как эгоистично я себя повела.
— Прости, я испортила все свидание. — Я накрыла ладонью свободную руку Сэма, и он сплел свои пальцы с моими и сжал их. — Сначала распустила нюни, чего вообще-то никогда не делаю, а теперь Оливия совершенно выбила меня из колеи.
— Заткнись, — ласково сказал Сэм. — У нас еще весь день впереди. И потом, приятно в кои-то веки видеть твои... эмоции. Не все же тебе быть стоиком.
Эта мысль меня насмешила.
— Стоиком? Мне это нравится.
— Я так и думал. Но приятно ради разнообразия какое-то время не побыть размазней.
Я рассмеялась.
— Вот уж кем-кем, а размазней я бы тебя никогда не назвала.
— Так ты не считаешь меня нежным цветочком но сравнению с собой? — Я снова рассмеялась, и он настойчиво поинтересовался: — Ладно, а кем тогда ты бы меня назвала?
Я откинулась на спинку кресла и задумалась, и Сэм с сомнением поглядел на меня. Для сомнений у него были все основания. Я не слишком хорошо управлялась со словами — во всяком случае, с абстракциями и описаниями.
— Ты — человек тонко чувствующий, — отважилась я.
Сэм перевел:
— Слезливый.
— Творческая личность.
— Несчастный эмо.
— Вдумчивый.
— Жертва фэн-шуй.
Я чуть не поперхнулась от смеха.
— Какое отношение фэн-шуй имеет к вдумчивости?
— Фэн-шуй учит расставлять мебель, растения и прочую дребедень вдумчиво. — Сэм пожал плечами. — Чтобы добиться душевного спокойствия. Дзена. Ну и все в таком духе. Я не до конца понимаю, как это получается, за исключением вдумчивости.
Я шутливо ткнула его кулаком в плечо и выглянула в окно. Мы проезжали дубовую рощицу, расположенную по пути к моему дому. Тусклые бурые листья, сухие и мертвые, трепетали на ветру, дожидаясь порыва, который налетит и сорвет их с ветвей. Вот оно, правильное слово для Сэма, подумала я. Преходящий. Листок, до последнего цепляющийся за мерзлую ветку.
— Ты красивый и грустный, — сказала я наконец, не глядя на него. — Как твои глаза. Ты — как песня, которую я слышала в детстве и забыла о том, что знаю ее, пока не услышала снова.
Долго-долго было слышно лишь шуршание шин по асфальту, потом Сэм тихо произнес:
— Спасибо тебе.