— Я туда не пойду, — решительно заявил я.
— Придется, — сказал Баррис.
Он схватил меня под локоть, втащил на порог и вытолкнул на доску. Другой рукой он направил фонарь вперед, освещая чудовищно узкий мостик. Меня едва не сдуло порывом ветра еще прежде, чем я успел сделать первый шаг.
— Идите! — скомандовал Баррис и крепким толчком в спину отправил меня в путь через смертоносную пропасть.
Луч света на мгновение исчез, и я сообразил, что Баррис присел на доске и закрепляет нижний край парусины, зацепляя за гвозди.
С бешено колотящимся сердцем, вытянув руки в стороны, ставя одну ступню перед другой, я неловко продвигался вперед, похожий на циркового клоуна, предваряющего выступление настоящих акробатов.
Потом я вдруг очутился у противоположного окна, но не смог забраться в него, поскольку парусина здесь была натянута туго, как барабан. Я испуганно присел на корточки, вцепился в тонкую деревянную раму, с ужасом чувствуя, как пружинит и прогибается доска под нами, и уже начал соскальзывать вниз, когда сзади подоспел Баррис.
Потянувшись свободной рукой через мое плечо (шевельнись я тогда хоть самую малость, мы оба сорвались бы с доски и разбились насмерть), он повозился с парусиной, а потом пляшущий луч фонаря высветил темный проем между раздвинутыми полотнищами. Я рванулся вперед всем телом и оказался в следующем, более просторном чердаке.
Тут нас ждали Геб, зеленокожий бог Земли; владычица неба Нут в голубой короне, усеянной золотыми звездами; Сехмет, богиня-разрушительница с львиной пастью, широко разинутой в грозном реве. Неподалеку стояли священный Ра с головой ястреба; Хатхор с коровьими рогами; Исида в короне в виде трона; Амон, увенчанный двумя высокими перьями… все они были здесь.
Ноги подо мной подкашивались, и я бессильно опустился на настил из свежих досок, проложенный посреди просторного помещения. В скате крыши, обращенном, похоже, на юг, в сторону Темзы, было установлено новое круглое окно диаметром двенадцать футов самое малое, а прямо под ним находился алтарь. В круглой деревянной раме стояло высококачественное толстое свинцовое стекло, еще не искривленное под действием гравитации, и в него были вделаны концентрические металлические кольца — именно так я всегда представлял некий диковинный орудийный прицел на военном корабле.
— Это наведено на альфу Большого Пса, или Сириус, — пояснил Баррис, уже закрепивший парусиновые полотнища и погасивший фонарь; беспрестанные вспышки молний достаточно хорошо освещали огромный пустой чердак, богов Черной Земли и алтарь, задрапированный черной тканью. — Я не знаю, почему Сириус играет столь важную роль в их ритуалах, — смею предположить,
— Логовах? — ошеломленно повторил я.
Скарабей впал в страшное возбуждение и лихорадочно рыл круговые ходы в насквозь изрешеченном сером веществе, сходившем тогда за мой мозг. Боль была дикой. Мне казалось, будто мои глазные яблоки медленно наполняются кровью.
— У последователей Друда по всему Лондону такие чердачные логова, — сказал Баррис. — Многие дюжины. Некоторые из них состоят из полудюжины или больше чердаков.
— Значит, в Лондоне есть не только Город-под-Городом, но и Город-над-Городом.
Баррис проигнорировал мое замечание.
— Это логово было покинуто несколько недель назад, — сказал он. — Но они вернутся.
— Зачем вы привели меня сюда? Что вам от меня надо?
Баррис снова зажег фонарь и направил луч на наклонный потолок и стену. Я увидел там множество схематических рисунков: птицы, глаза, волнистые линии, опять птицы… так называемые иероглифы.
— Вы можете прочитать это? — спросил Баррис.
Я уже открыл рот, чтобы ответить отрицательно, но вдруг осознал, к великому своему потрясению, что и вправду могу прочитать знаки и фразы. «И ты, Дахаути, приди к нам! Дахаути, чьи слова стали маат…»
То была ритуальная молитва, которая произносится при наречении имени новорожденному младенцу. И слова — не начертанные краской, а вырезанные на трухлявых досках — находились прямо над статуей Маат, богини справедливости, увенчанной страусиным пером.
— Разумеется, я не могу прочитать эту белиберду. Я же не музейный научный работник. Что за странный вопрос?
Я до сей поры считаю, что эта ложь спасла мне жизнь тогда.
Баррис шумно выдохнул и, похоже, расслабился.
— Я так и думал, просто очень уж многие стали рабами и слугами Друда…
— О чем вы говорите?
— Вы помните ночь, когда мы с вами виделись в последний раз, мистер Коллинз?
— Да разве ж такое забудешь? Вы убили невинного ребенка. А когда я выразил свое негодование, вы со всей силы ударили меня по голове — вы могли меня убить! Я несколько дней не приходил в сознание. Уверен, вы пытались убить меня.
Баррис потряс грязной всклокоченной головой. Его чумазое лицо, насколько я мог видеть, хранило печальное выражение.