Друд, или Человек в черном

Словно услышав сигнальную реплику, по Грейвсенд-роуд прогарцевал всадник в красном охотничьем сюртуке, белых бриджах и начищенных до блеска высоких сапогах, ладно сидящий на сером в яблоках горячем жеребце, грызущем удила. Сразу следом за сим благородным господином прогрохотала телега, полная навоза. Мы с Диккенсом переглянулись и одновременно расхохотались. Как в старые добрые времена.

Если не считать того обстоятельства, что сейчас я желал его смерти.

Когда мы отсмеялись, Диккенс сказал:

– Я тут поразмыслил получше над вашим «Лунным камнем», Уилки.

Я весь напрягся, но выдавил слабую улыбку.

Диккенс выставил вперед ладони:

– Нет-нет, друг мой. С полным восхищением и профессиональным уважением.

Я продолжал натужно улыбаться.

– Наверное, вы сами этого не сознаете, Уилки, но, возможно, данным сенсационным романом вы положили начало совершенно новому литературному жанру.

– Конечно, я сознаю это, – холодно произнес я, понятия не имея, о чем он говорит.

Казалось, Диккенс меня не услышал.

– Роман, весь сюжет которого вращается вокруг одной-единственной тайны, с поставленным в центр повествования интересным объемным персонажем – сыщиком, причем скорее сыщиком частным, нежели отставным полицейским, – с развитием всех прочих персонажей и достоверным описанием даже самых мелких событий повседневной жизни, вызванных прямыми и побочными последствиями преступления, служащего пружиной главной сюжетной линии… знаете, это новое слово в литературе!

Я скромно кивнул.

– Я решил и сам забабахать нечто подобное, – сказал Диккенс, употребив одно из самых дурацких американских выражений, подхваченных во время последнего турне по Штатам.

В тот момент я ненавидел его лютой ненавистью.

– Вы уже придумали название для своего будущего романа? – услышал я свой голос, звучащий вполне нормально.

Диккенс улыбнулся:

– Я склоняюсь к какому-нибудь незамысловатому названию, дорогой Уилки… ну, например, «Тайна Эдмонда Диккенсона».

Признаться, я вздрогнул.

– Так, значит, до вас дошли какие-то сведения о молодом Эдмонде?

– Вовсе нет. Но ваши прошлогодние расспросы о нем навели меня на мысль, что бесследное и с виду беспричинное исчезновение некоего молодого человека может послужить завязкой интереснейшего запутанного сюжета, если в нем имеет место убийство.

Сердце у меня бешено заколотилось, и я пожалел, что не могу сейчас отхлебнуть из фляжки с лауданумом, лежащей у меня в нагрудном кармане сюртука.

– А вы полагаете, что молодой Эдмонд Диккенсон был убит? – спросил я.

Я вспомнил Диккенсона с обритой головой, острыми зубами и фанатично горящими глазами, облаченного в балахон с капюшоном и нараспев повторяющего странные слова в ходе ритуала, когда Друд внедрял скарабея в мое нутро. При одном этом воспоминании скарабей зашевелился, завозился в задней части моего мозга.

– Ни в коем случае! – рассмеялся Диккенс. – У меня есть все основания верить молодому Эдмонду, который сказал, что собирается забрать из банка все свои деньги и отправиться путешествовать по свету, – возможно, в конечном счете поселиться в Австралии. И конечно же, я изменю имя главного героя и название романа. Я просто хотел дать вам представление об общем замысле произведения.

– Интересно, – солгал я.

– И еще месмеризм. – Диккенс улыбнулся, складывая ладони домиком и откидываясь на спинку кресла.

– А что насчет него, Чарльз?

– Я знаю, вы интересуетесь данным явлением, Уилки. Интересуетесь почти так же давно, как я, хотя, в отличие от меня, никогда месмеризм не практиковали. Вы исподволь ввели месмеризм в свой «Лунный камень» – правда, скорее в виде метафоры, нежели реального явления, – но не сумели правильно им распорядиться.

– То есть?

– Разгадка вашей так называемой тайны, – сказал Диккенс обычным своим снисходительным менторским тоном, всегда приводившим меня в страшное раздражение. – Ваш мистер Франклин Блэк похищает алмаз в своем опиумном сне наяву, но не знает, что он совершил кражу…

– Как я уже говорил, – холодно промолвил я, – такое вполне возможно. Я самолично исследовал подобные состояния и…

Диккенс небрежно отмахнулся от моих слов:

– Дорогой Уилки, пытливый читатель – а возможно, любой читатель – спросит: «Почему вообще Франклин Блэк похищает алмаз своей возлюбленной?»

– Ответ очевиден, Чарльз. Он боится, что кто-нибудь может украсть камень, и потому, под снотворным воздействием опиума, принятого без собственного ведома, он встает во сне и… похищает камень. – Я услышал неуверенные нотки в своем голосе.

Диккенс улыбнулся:

– Вот именно. Это вызывает сомнения и нарушает достоверность повествования. Но если бы один из ваших персонажей загипнотизировал Франклина Блэка и приказал ему украсть алмаз, а вдобавок кто-нибудь шутки ради подмешал бы опиум в его вино – хотя я бы сделал как месмерическое влияние, так и применение опиума не случайными, а умышленными, предусмотренными преступным планом… ну, тогда все стало бы на свои места, разве не так, друг мой?