Друг

Но как же добры к тебе были люди. Кто-то бегом бросился в ближайшую кофейню и принес тебе миску холодной воды, которую ты жадно выпил, так и не встав с земли. Потом проходившая мимо женщина раскрыла зонтик и остановилась, держа его над тобой. «Не беда, если я опоздаю на работу», – сказала она. Проезжавший мимо мужчина предложил подвезти нас, но я знала, что тебе будет трудно взобраться на заднее сиденье, к тому же к тому времени ты, к счастью, почувствовал себя лучше, и мы смогли вернуться домой.

Теперь всякий раз, когда мы выходим из дома, я испытываю страх.

Но ветеринар говорит, что тебе надо гулять. Ты должен получать хотя бы какую-то физическую нагрузку каждый день.

Лекарства от твоего артрита действуют, говорит он. Болеутоляющие и противовоспалительные препараты дают гарантию, что хотя ты и не всегда чувствуешь себя полностью комфортно, тебя не мучает боль. Что, разумеется, может измениться, и от сознания этого боль испытываю уже я сама. Ведь как мне узнать, когда это произойдет?

Меня неотступно преследует описание поведения Куини перед ее концом, которое дал Экерли: «Она начала поворачиваться мордой к стене и спиной ко мне». Тогда он и решил, что время пришло, что это знак: он должен попросить ветеринара ее убить.

Ты ведь дашь мне знать, верно? Не забывай, я всего лишь человек, я совсем не такая чуткая, как ты. Мне нужно, чтобы ты подал мне знак, когда тебе станет слишком худо.

Я отнюдь не считаю, что этим я вмешаюсь в то, что предначертано природой, или узурпирую роль Бога, или, как сказали бы иные, помешаю духовному пути земного существа, его переходу в бардо[77]. Я смотрю на это как на благодеяние. Для тебя я хочу того же, чего хотела бы для себя.

Я думала, что решающий момент настал вчера, когда ты не притронулся к завтраку. Тогда я отломила кусочек собственного хлеба, который обычно ем на завтрак, и ты съел его из моей руки. Однако к вечеру к тебе вернулся аппетит.

Так что давай больше не будем об этом думать. Давай заботиться только об этом дне. Об этом дарованном нам с тобой чудесном летнем утре.

Еще одно лето. У тебя есть хотя бы это.

Еще одно лето, которое ты сможешь спокойно пролежать, растянувшись и греясь на солнце.

А у меня хотя бы будет возможность попрощаться.

С кем я сейчас разговариваю: с тобой или с самой собой? Должна признаться, что граница между тем и другим немного расплылась.

Несколько недель перед тем, как мы перебрались сюда, были такими тяжелыми. Ты уже не мог с легкостью подниматься и спускаться по лестнице на пятый этаж, и мы начали пользоваться лифтом. Соседи в основном не возражали. Теперь они привыкли видеть нас вместе, и только одна соседка, медсестра на пенсии, чей муж умер в прошлом году от лейкемии, попыталась поставить под сомнение твое звание терапевтической собаки. Но даже она заметила мне, что ты хорошо воспитан, поскольку всегда сжимаешься, чтобы занимать в нашем тесном лифте как можно меньше места. А другие жильцы, как те люди, которых мы все время встречаем на улицах, смотрят на тебя с очевидным восторгом, очарованные, как это часто бывает, таким большим и ласковым псом. Но им становилось все труднее не обращать внимания на все более и более острый запах, исходящий от твоей шкуры, смрад от твоего дыхания и твою тягучую липкую слюну – особенно в тесноте этого жаркого и душного лифта. А потом началось то неизбежное, чего я так боялась. В лифте, в коридоре, в застеленной ковром прихожей. Не проходило и дня, чтобы с тобой не приключился конфуз. И острее всего проблема стояла в квартире.

– Господи, тут пахнет, как в конюшне, – сказал доставщик. Еще кто-то сравнил мою квартиру с зоопарком. Эктор, да благословит его Бог, не сказал ничего. Мне пришлось выбросить три ковра, диван и кровать. Я купила второй резиновый надувной матрас, и мы начали спать рядом на этих двух матрасах на полу.

Я старалась изо всех сил, вытирая и драя все, что можно, тратя каждую неделю по несколько бутылок дезинфицирующего средства, но вскоре это стало чем-то вроде чистки авгиевых конюшен, подвига, достойного Геракла, и запах сделался постоянным. Он пропитал все и вся – деревянные полы, книжные полки. Им разит от всей одежды, как от нее разило табачным дымом, когда мне было между двадцатью и тридцатью – и иногда мне кажется, что так пахнут и моя кожа, и волосы.

– Дело плохо, но все же не так уж плохо, – сказал тот мой друг, который всегда с особенным сочувствием относился к ситуации, в которой я оказалась. – Тебе нужно просто на время уехать и дать квартире проветриться.

Когда я готова была уже впасть в отчаяние, он пришел нам на помощь.