Это было радостное и одновременно тяжкое ощущение. Радостное, потому что под ногами наконец-то появилась опора, и больше не приходилось болтаться в магнитных башмаках, словно привязанные аэростаты. И тяжкое, так как ускорение на корабле довольно быстро достигло значения в два «же», вызвав мучительные напряжения в суставах и мышцах. Первые сутки все лежали с синдромом космической адаптации, пока сердечно-сосудистая система снова привыкала к весу крови в сосудах, в ежедневный рацион вошли пастилки с гемоглобином, помогающим переносу кислорода к отяжелевшим мышцам.
По очень широкой дуге «Полет» постепенно вышел из плоскости Солнечной системы, радиальное ускорение при этом было настолько мало, что было почти незаметно на фоне основного маршевого. При общей массе в половину миллиона тонн, космолет вскоре дошел до скорости в семьдесят процентов от световой – максимум, до которого может разогнать импульсный термоядерный движитель без подпитки ксионным полем. Основанный на реакциях соединения изотопов водорода с гелием-3, двигатель космолета за всё время разгона выходит в расчетный потолок мощности в пять миллиардов гигаватт – один факт из потока бесполезной информации, выливаемой Артёмом во время наших тренировок.
Тренировались мы без остановки, без дела не сидел никто. Несмотря на удвоенную силу тяжести, комбаты проводили учения по стрельбе, рукопашному бою, организовывали соревнования, симуляционные турниры. Разумеется, не без наблюдения у врачей, ежедневно проверяющих солдат на электрокардиографе. Кроме того, всем пришлось пройти кажущийся бесконечным курс профилактической фармакотерапии от множества болезней чужой планеты, обладающей своей уникальной микробной биосферой. Если сказать своими словами, задница болела нещадно от ежедневных уколов.
Продолжался этот ад при удвоенной силе тяжести почти четыре месяца, а точнее, сто двенадцать суток корабельного времени. На Земле, правда, за это время прошло сто двадцать три дня, но… Но у нас на одиннадцать дней меньше. Никогда не пойму этих релятивистских штучек. К моменту, когда закончился первый этап разгона, корабль отдалился от Солнечной системы на одну десятую светового года.
Второй этап разгона ознаменовался включением исполинского ксионного кольца. Личный состав встречает этот этап в криогенных камерах – специальных устройствах для защиты от перегрузок, когда тело человека замораживается по специальной технологии в растворе, предотвращающем необратимое повреждение клеток при образовании кристаллов льда. Ускорение на корабле возрастает до пяти «же», длится этот этап всего сутки, так как нужен только для проверки всех систем в работе до финального прыжка. Офицеров собрали для краткого инструктажа, еще раз пробежавшись по порядку десантирования на Кассид. Накачав всех важностью внезапности нападения, Крабов приказал всем ложиться в криокамеры.
Потом, через сутки, будет третий и последний этап полета. Космолет полностью перейдет под контроль автоматики и ускорится до трехсот «же», вплоть до достижения световой скорости. Достичь такой непредставимой мощности можно только с помощью ксионного кольца, так как ни один тип двигателя не сможет сохранять такое безумное ускорение так долго, учитывая, что масса корабля возрастает по приближению к световому пределу… Опять непонятная мне релятивистика.
Конечно, на самом деле можно достичь только скорости, очень близкой к световой – старина Эйнштейн недвусмысленно об этом предупреждал. Расширенная теория относительности, учитывающая многомерность, вывела новые пределы для элементарных частиц – очень близкие к световой скорости, при которых происходит произвольное ксионное взаимодействие, и частицы уходят из нашего пространства. Здесь, если честно, я еще меньше понимаю, что к чему, да и то благодаря разъяснениям Артёма.
Проще говоря, в этот момент скорость скачком перепрыгивает через световой барьер, и корабль совершает прыжок. По определенной многомерной траектории, рассчитываемой бортовыми системами перед скачком, космолет «выныривает» обратно. Артём что-то рассказывал еще про законы сохранения квантового состояния, благодаря чему корабль из потока элементарных частиц «собирается» обратно в себя, но там я совсем не понял. Дальность прыжка зависит от ускорения космолета в момент скачка. Как будто бросаешь камень под углом к горизонту: чем сильнее кинешь, тем дальше он полетит.
Тихо зашипели воздушные насосы криованны, заполняя кабину чистым отфильтрованным воздухом. Сбоку замигали зеленые индикаторы, сообщая, что пациент готов к заморозке. Ноги обдало щиплющим холодком, постепенно поднимающимся вверх по телу, захватывая руки, грудь и голову. Но настоящего холода я не почувствовал – всё мгновенно немело, нервы отключались под действием сильнейшего анестетика. Вскоре ухудшилось зрение, пропал слух. Как будто умираешь.
Я хотел в последний раз вздохнуть, но не успел.
Глава IV. Первое поражение