Друг-апрель

– Отпилят! – влез Чугун. – Точно отпилят, я же вижу. Не в этот раз отпилят, так в другой. Всем отпилят! Все Аксентьевы сдохнут… Ну что ты на меня так уставился, Аксель? Не надо на меня так смотреть, ты тоже там был… Ты – такой же, как я! И Тюлька такой же! Отравить он меня собирался… Щас! Да ты мне вообще не нужен, Аксель! У Тюльки нога заживет, я его с собой возьму! Не тебя! Через месяц будет такой состав – не тушенка твоя вшивая, реальное…

Чугун еще ругался и пытался даже встать для честного боя, но не получалось, валился все на бок, ползал среди сушек.

Дядя пытался его успокоить, но Чугун размахивал руками, орал и пытался пинаться.

Аксён попробовал пройти к себе. Дома воняло кислым, спиртом, какими-то медикаментами, в зале на полу валялся опрокинутый чайник. Мать лежала на диване, рука болталась на полу. Аксён не стал заглядывать в свою комнату, вышел на воздух.

Но и на воздухе воздуха было мало, на крыльце бормотал Чугун, Гиляй гремел свинцовыми болванками, грузил их в тележку, воздуха не хватало.

Он отправился на станцию. Там воздух никогда не застаивался, составы разгоняли его, приносили с собой другой, новый, далекий и чистый. Аксён прошлепал вдоль перрона, остановился возле ларька, посидел на бревне, покурил и подышал поездами. Потом тщательно затушил сигарету, запрыгнул на рельс и пошагал в сторону Неходи.

Глава 23

Аксён бродил вдоль забора с молотком. Забор, вернее, палисад, лежал на земле у сарая, Аксён проверял крепость и в нужных местах подколачивал. Забор давно напрашивался, года два уже, и вот Аксён решил построить. Тюлька всегда спрашивал: почему у нас нет забора, а если вдруг медведи придут? Даже строить пытался, правда, забор получился, как большинство других Тюлькиных произведений – заваливался набок уже сразу, а совсем завалился на третий день.

– Что, брателло, на забор подписался? – спросил Чугун.

Аксён промолчал.

– Ямы-то выкопал?

Хотелось размахнуться, запустить молотком, так, чтобы в лоб. Так, чтобы не поднялся уже.

– Правильно, Аксель. В тебе живет строитель. Знаешь, строители сейчас хорошо зарабатывают, будешь кирпичи где-нибудь в Балашихе складывать. Только ты ничего не заработаешь, ты ведь лошок. Лошок, что уж тут говорить…

Он сидел на крыльце с подержанным лицом, день вчера выдался не самым ромашковым, Чугун страдал вслух:

– Ни фига ты не заработаешь, лохи не зарабатывают… И забор-то толком построить не можешь… Какой забор! Это, видимо, для нашего несчастного Тюльки… Тюлька, Тюлька… Знаешь, Верка уже вовсю бухала, когда его ждала, вот он и кривой такой. Руки разные, ничего не может нормально сделать… Не, руки разные…

Чугун посмотрел на свои руки.

– Только я удачным получился, – сказал он. – Ты тоже какой-то… Знаешь, меня звали ведь в Кострому, на речфлот… А руки разные, я как вспоминаю, как он этот забор строил… Ты помнишь?

Аксён помнил.

Тюлька строил забор. Не получалось. Чугун тоже сидел тогда на крыльце. Дразнил:

– Тюлька, ты знаешь, почему у тебя забор не получается? Потому что у тебя руки разные.

– У меня не разные! – злился Тюлька. – Не разные!

– Посмотрите на него! У него руки одинаковые! Обе левые! Вот почему ничего не получается! Все понятно!

– У меня не одинаковые!

– Тогда еще понятнее. А знаешь, что от этого помогает? Крапива! Эх ты, Килька-Килька, в ухе шпилька! Хек-Пек, с печки шпек! Ай, жаль, крапива не наросла, я бы тебя, Тюлька, полечил! Не от рук, так от фурункулов! Мне кажется, у тебя фурункулы!

– У тебя самого бурункулы! – Тюлька плевал в Чугуна. – Ты сам бурункул!

Чугун смеялся. И тогда, и сейчас.

– Руки разные… А теперь еще и ноги будут разные!

Чугуну было очень весело. Так, что даже Аксён улыбнулся.

– Я же говорю – смешно! Теперь ему в Монако даже прикидываться не надо будет!

– Точно, – сказал Аксён. – Не надо будет.

Как всегда. Все как всегда. Как день назад. Месяц. Год назад. Так. Двор, колодец, забор, Чугун, Чугун, забор, колодец, двор. Жарко. Или холодно. Непонятно. И выхода нет. Разъезд Ломы, до Москвы шестьсот километров, до Японии девять тысяч. Или двенадцать. Поезда идут, а выбраться никак. Стакан. Яма. Учитесь бегать. Жил-был дядька, звали Мебиус, изобрел бездонную бутылку. Или вечную ленту, влезешь, не вылезешь.

Тюльку жалко.

– Там дома яичница, – сказал Чугун. – Пожарил по личному рецепту…

– Соплей не пожалел?

– А ты, Аксель, юморист. Да ты не злись, с Тюльканом все в порядке будет, на нем, как на блохе… Беги, жри яичницу, а то этот старый козел успеет.

– Аппетита нет.

– Как знаешь. Строй свой забор дальше, а я отдохну немного…

Чугун поднял с пола упаковку с пивом, забросил ее на крышу, залез сам. Стянул рубашку, и солнышко как специально для него выглянуло.

– Хорошо… – Чугун потянулся. – Хорошо, когда вас нет. Надоели вы мне, убогие. Один криворукий-кривоногий, другая жрет все время… А ты тоже…

Аксён собирал штакетины.

– А ты тоже – сопля… С бабой справиться не мог. Знаешь, а ты очень похож на дядю Гиляя… Уродец мелкий… Не надо хвататься за полено, брателло! Это я про Тюльку нашего!

Чугун напряг бицепс, пощупал, продолжил беседу: