Друг-апрель

Он хотел ее послать. А что, лезет в чужое дело, а еще раками хочет вместе торговать!

— Я тоже жду, — опередила его Крылова. — Мне Федор обещал насос наладить, у нас ведь, сам знаешь, мужиков нет.

— Знаю.

— И Чугуну своему скажи, чтобы скамейку вернул.

— Какую скамейку?

— Чугунную. Вот тут. — Крылова ткнула пяткой в землю. — Вот тут была скамейка — он ее сдал.

— В лом?

— Ага. Если две тысячи мне не вернет — пойду к Савельеву. Так ему и скажи.

— Скажу.

Показался поезд. И снова вне расписания. Крылова предположила, что бензин везут — слишком уж рельсы корчились — тяжелый. Но это был не бензовоз. Танки. Целый эшелон танков. Новеньких, блестящих, только что с завода. На запад.

Сбоку выскочил Тюлька и принялся громко считать танки, на двадцатом сбился.

— А вчера ракеты везли, — сообщила Крылова, когда эшелон скрылся. — Война, что ли, собирается… Тебе чего, Славик?

— Пива велели, — Тюлька протянул сетку и, обращаясь уже к Аксёну, весело добавил: — Жрут уже. Чугун «КамАЗом» хвастается.

«КамАЗом» Чугун обычно хвастался в самом начале. В средней стадии похвалялся, как он рвал всех в Гудермесе, на финишной прямой следовал рассказ про то, как он бухал в Кинешме с губернатором и перебухал его с большим преимуществом.

— И этих еще просили… — Тюлька передал Крыловой авоську, — …анчоусов…

— Нет у меня анчоусов! — разозлилась почему-то Крылова. — А пиво малолетним нельзя продавать!

— Да продай ты ему, тетя Таня, а то его Чугун поколотит, — сказал Аксён.

Крылова принялась отсчитывать бутылки и ругаться, у Аксёна заболела голова, он прикинул, куда, и отправился на запад. Решил прогуляться немного, часиков восемь. Четыре в одну сторону, четыре в другую, вдоль и против ветра. Так время пройдет гораздо быстрее, через восемь часов он вернется, и, может быть, они уже приедут. Даже, скорее всего, именно сегодня, двадцать четвертого числа, они и должны приехать! Дядя Гиляй сегодня приехал, а события все время идут стаями, почему бы и Семиволковым не приехать?

Запросто. Они всегда приезжали неожиданно… Хотя нет, раньше он всегда знал день. Да ему и не надо было особо ждать приезда, он и так почти каждый день с ней встречался в городе. А сейчас…

По-другому все получилось.

Он шагал на запад между магистралями. Мимо летели составы, иногда он попадал между двумя сразу, это было забавно — стоять между грохочущими стенами.

И страшно чуть, совсем немного.

За четыре часа он сделал шестнадцать километров, определил по столбу. До Москвы было пятьсот восемьдесят один, он спустился с насыпи в лес и два часа сидел, глядя на поезда, потом отправился домой.

Вернулся около шести, в четыре часа не уложился, устал, спина разболелась. Хотелось забраться в ванну. Аксён всегда хотел поваляться в ванне, как в кино, чтобы — с фиолетовой пеной, с прозрачными шариками, с солью. Только не получалось никак, в Ломах ванны ни у кого не было.

Ну, или в крапиву ноги. Только и крапивы сейчас не сыщешь, весна…

На перроне возле ларька сидел уже один Тюлька. На той же самой урне перевернутой. Спал, слюна по подбородку. Рядом стоял однорукий робот, из Петькиных игрушек. К роботу была привязана тележка с гайками, видимо, Тюлька определял, сколько в роботе лошадиных сил. Проверял, утомился, уснул.

Аксён сел рядом. Киоск был уже закрыт, Крылова отправилась смотреть телевизор.

Аксён ткнул Тюльку локтем.

— Чего?! — дернулся тот.

Свалился с урны, урна толкнула робота, тот завелся, поволок телегу с гайками в сторону Новосибирска.

— Как там? — спросил Аксён.

— Не приехали…

— Я не про Волковых.

— А, у нас, что ли?

Аксён кивнул.

— Совсем нажрались, — зевнул Тюлька. — Как Чугун взялся за табуретку, так я уже и удрал. Тут хорошо. Слушай, Аксён, давай все-таки шалаш починим, а?

— Починим… Потом…

Двадцать четвертое оказалось пустым. Из-за дяди. Он выбрал лимит приездов. Мог бы приехать завтра или — еще лучше — никогда не приезжать, а он сегодня приперся. И все испортил.

— Ладно, Тюлькан, поднимайся. Домой двинем, жрать охота.

— Я не пойду. — Тюлька снова устроился на урне. — Еще часа три надо подождать, потом можно уже. Ты иди, а я потом уже…

— Как знаешь. Робота лови.

И Аксён двинул домой.

Во дворе разворачивался пикник. Вернее, уже сворачивался. Костер прогорел, тела располагались вокруг, в покрышках. Мать спала, в последнее время она часто спала. Дядя курил сигару. Чугун пребывал в полуживом состоянии, в последнее время он часто в нем пребывал.

— Ты где шлялся? — промычала очнувшаяся мать.

Аксён не ответил.

Мать рассмеялась.

— Это точно, — очнулся теперь уже Чугун. — Правильно мама подумала. Ждал свою дуру… Ромуальд наш, Ромуальд… Мама, твой сын верит в любовь…

Чугун забулькал.

— Любовь — это прекрасное… чувство, — с трудом заметил дядя Гиляй. — Кто не любил, тот это… не жил, короче… и не дышал… помаленьку… Как сказал великий Петрарка… ты, как змея, в мой душ вползла украдкой…

— Короче, дело к ночи. — Чугун выбрался из покрышек. — Я что-то устал немного, давайте потанцуем…

Включил музыку.