Друг детства Мегрэ

Он еще отнекивался, но прежней уверенности как не бывало.

— Ты хочешь, чтобы я расспросил художника, что живет по соседству?

— Послушай, Мегрэ…

Губы его дрожали. Он вот-вот мог заплакать, зрелище было не из приятных.

— Знаю, что не всегда говорю правду. Это сильнее меня. Вспомни истории, которые я сочинял, чтобы повеселить вас. Сегодня, умоляю тебя, поверь мне: не я убил Жозе, я был в шкафу, когда это случилось.

Взгляд его стал патетическим, но он ведь привык ломаться.

— Если бы я убил, то пришел бы не к тебе.

— Тогда почему ты не сказал правду?

— Какую правду?

Он старался выиграть время, юлил.

— Сегодня в три часа дня жестяная коробка еще находилась на Нотр-Дам-де-Лоретт. Так?

— Да.

— Ну и…

— Что тут непонятного? У Жозе были порваны всякие отношения с родней. Ее единственная сестра — в Марокко, за владельцем плантации цитрусовых. Они богачи. Я же еле свожу концы с концами. Когда я понял, что она мертва…

— Ты воспользовался этим, чтобы завладеть кубышкой.

— Это жестоко, но я ставлю себя на твое место. В конечном счете я никому не причинял зла. Чем бы я стал без нее?

Раздираемый противоречивыми чувствами, Мегрэ пристально смотрел на него.

— Пошли, — наконец вымолвил он.

Ему было жарко. Хотелось пить. Он чувствовал себя разбитым, недовольным всем и вся.

Выходя со двора, он, не долго думая, подтолкнул своего спутника к бару.

— Две кружки пива.

— Ты мне веришь?

— После поговорим.

Выпив одну за другой две кружки, Мегрэ вышел из пивной и принялся ловить такси. Был час пик, и, чтобы добраться до Дворца правосудия, у них ушло около получаса.

Голубое небо было совершенно безоблачным и тяжелым, террасы кафе переполнены, многие мужчины, скинув пиджаки и неся их на руке, шли в одних рубашках.

Солнце ушло из кабинета Мегрэ, и теперь там царила относительная прохлада.

— Присаживайся. Можешь курить.

— Благодарю. Знаешь, я так странно чувствую себя, оказавшись перед старым однокашником в подобной ситуации.

— Я тоже, — проворчал комиссар, набивая трубку.

— Это не одно и то же.

— Да уж.

— Послушай, ты слишком строго судишь меня! Принимаешь меня за какого-то мерзавца.

— Я тебя не сужу. Я пытаюсь понять.

— Я любил ее.

— Вон оно что.

— Не скажу, что это была большая любовь и что мы были Ромео и Джульеттой.

— И впрямь трудно вообразить себе Ромео, пережидающего в шкафу. И часто тебе приходилось сидеть там?

— Всего три или четыре раза, когда кто-нибудь заявлялся неожиданно.

— Эти господа знали о твоем существовании?

— Конечно нет.

— И ты никогда с ними не встречался?

— Я их видел. Мне хотелось знать, какие они, я подкарауливал их на улице. Видишь, я говорю тебе все, как было.

— У тебя не появлялось искушения шантажировать их?

Они ведь, наверное, люди семейные.

— Клянусь тебе…

— Слушай, кончай клясться.

— Хорошо. Но что мне говорить, чтобы ты поверил мне?

— Правду.

— Никого из них я не шантажировал.

— Почему?

— Меня устраивала наша жизнь. Я уже не молод. Где меня только не носило, и теперь я хочу покоя и надежности. Жозе так успокаивающе действовала на меня, заботилась обо мне.

— Это ты предложил ей купить машину?

— Мы оба хотели этого. Может, я и завел об этом речь первым.

— Куда вы ездили по воскресеньям?

— Да мало ли куда, в долину Шеврез, в лес Фонтенбло, реже к морю.

— Тебе было известно, где она хранит деньги?

— Она от меня не таилась. Доверяла мне. Ну скажи, Мегрэ, зачем мне было убивать ее?

— Предположим, что ты ей надоел.

— Как раз наоборот. Если она и экономила, то для того, чтобы однажды поселиться вместе где-нибудь в деревне. Поставь себя на мое место…

Мегрэ непроизвольно скривился.

— Оружие у тебя было?

— Имелся старый револьвер в ночном столике. Я нашел его больше двух лет назад в одном из шкафов, который приобрел на распродаже.

— Он был заряжен?

— Ну да.

— И ты отнес его на Нотр-Дам-де-Лоретт.

— Жозе была такой пугливой, ну я и положил револьвер в ночной столик, чтобы ей было спокойней.

— Он исчез.

— Знаю. Я тоже его искал.

— Зачем?

— Понимаю, что это глупо. Все, что я делаю и говорю, — глупо. Я слишком честен. Лучше б я позвонил в ближайший полицейский участок и дождался, пока прибудут оттуда. Я мог наплести что угодно: мол, только что вошел, нашел ее мертвой.

— Я тебе задал вопрос. Зачем ты искал револьвер?

— Чтобы избавиться от него. Бросил бы его в сточную канаву или Сену. Раз уж он принадлежит мне, меня непременно заподозрили бы. И, как видишь, не ошибся.

— Я тебя еще не подозреваю.

— Но ты привел меня сюда и не веришь мне. Я что, подлежу аресту?

Мегрэ нерешительно взглянул на него. Лицо его было серьезным, озабоченным.

— Нет, — наконец проронил он.

Он знал, что рискует, но ему не хватало решимости поступить иначе.

— Что ты будешь делать, когда выйдешь отсюда?

— Нужно бы перекусить. Затем пойду лягу.

— Где?

Флорантен задумался.

— Не знаю. Думаю, на улицу Нотр-Дам-де-Лоретт мне лучше не ходить.

Сказал ли он это, не подумав?

— Придется спать на бульваре Рошешуар.

В той клетушке без окон в глубине мастерской, в постели, на которой не было даже постельного белья, только старое серое и жесткое одеяло.