Друг и лейтенант Робина Гуда

— Что ты с ним сделал?!

— Ни… нишшего, — трясясь, прошепелявил Губерт. — Нишего такого, клянуш! Т-только немножко потряш на дыбе!

Дыба…

Я был знаком с этой штукой только по фильмам и книгам, но примерно представлял, что она может сотворить с человеком. Вывихнутые в плечевых суставах руки… Разорванные связки…

«Теперь знаменитый разбойник не поднимет лук, даже если ему пообещают за это помилование, свободу и спасение души», — сказал Вольф.

Тогда мне было недосуг уточнять, что именно имеет в виду сын Дикона, а вот теперь я почувствовал, как у меня похолодело внутри, словно я проглотил галлон ледяной воды.

— Держи!

Не глядя сунув факел палачу, я осторожно распахнул разорванную камизу на груди Робина, готовый отпрянуть, если Локсли снова решит пустить в ход зубы. Но вожак аутло не шевелился, пока я с ужасом осматривал его распухшие, посиневшие плечи… Похоже, все силы узника уходили сейчас на то, чтобы дышать.

Я опять посмотрел на Губерта, и экзекутор шарахнулся под моим взглядом. Палач отлично навострился держать факел связанными руками — но стрелять из лука после того, как тебя «немножко потрясли на дыбе»… Да будь все проклято!!!

— Ты вправил ему плечи?

Мой вопрос явно оскорбил потомственного экзекутора.

— А как же, шэр Гринлиф! Как только кого шнимаеш ш дыбы, жавшегда первым делом надо…

У меня сейчас не было настроения выслушивать лекции по пыточному делу.

— Заткнись!

— Как шкажете, шэр Грин…

— Да не потеряй факел! Вставай, покажешь мне выход за городскую стену.

Только что палач, казалось, готов был подпрыгнуть выше головы, лишь бы мне угодить, но тут заискивающая улыбка сползла с его лица — и я понял, что начинаются очень большие проблемы.

— Что вытаращился? Вперед!

— Ш-шэр Гринлифф… Я не ж-жнаю выхода жа штену!

— Врешь! Раз твои предки жили здесь со времен саксонских королей, ты не можешь его не знать! Может, освежить тебе память?

Палач попытался перекреститься зажатым в кулаке факелом:

— Клянуш памятью отца и деда! Клянуш Гошподом нашим и двенадцатью апоштолами! Я не жнаю хода, о котором вы говорите! Никогда не шлыхивало таком! Клянуш Швятым Мэтью!

Я не знал, кто такой Святой Мэтью, но понял — Губерт говорит правду. Палач не знал выхода за городскую стену, и, возможно, такого выхода вовсе не существовало.

С тех пор как я стал командиром наемников, даже дома, наедине с собой, я старался не говорить по-русски. Подслушай меня кто-нибудь из слуг, пойди об этом сплетни, как я смог бы объяснить, отчего уроженец Холдернеса говорит на некоем загадочном языке? А вот сейчас я перестал разыгрывать из себя радистку Кэт и завернул такое многоэтажное ругательство, что до его чердака трудно было бы добраться без скоростного лифта.

— Д… Джон?

Этот тихий голос остановил меня на полуслове.

— Робин? — я наклонился к Локсли, вглядываясь в его лицо. — Ты меня узнаешь?

— К… как же тебя… не узнать… когда ты говоришь… такое… разве кто-нибудь еще… стал бы… нести… такую… тарабарщину…

Робин слегка шевельнулся, застонал, но его стон быстро перешел в английский эквивалент того, что я только что выдавал по-русски. Недостаток в этом языке нужных слов главарь шервудских аутло восполнял бешеной экспрессией, пока не замолчал, хрипло тяжело дыша.

Я вовремя удержал руку, которую опустил было на его плечо, — и снова обернулся к Губерту:

— Если ты не знаешь выхода из города, какие выходы ты вообще знаешь?

— Вход для шштражи… И еще два на вершину Жамковой Шшкалы, — старательно принялся перечислять палач. — И в гоштиницу «Путь в Иерушалим»… И еще нешколько поближости от нее… и…

— И?

— И… И в-вше…

— Тогда ты мне больше не нужен, — заключил я и стукнул палача по голове.

Тот ничком повалился на пол.

Отдернув ногу, в которую чуть не ткнулся факел, я справился с искушением добить экзекутора. Обнаружив пропажу узника, шериф расплатится с Губертом куда покруче: в некоторых отношениях скупой до мелочности сэр Певерил проявлял просто неслыханную щедрость.

— Давай убираться отсюда, — я как можно осторожнее положил руки Робина ему на грудь.

— Д… Джон, я не…

— У тебя здесь остались какие-то важные незаконченные дела?

— Я не…

Локсли задохнулся и замолчал, когда я поднял его на руки, перешагнул через палача и двинулся к выходу из клетки. Только в коридоре вожак «волчьих голов» снова подал голос:

— Что ты… делаешь?

— Вытаскиваю тебя отсюда. А ты что подумал?

— Ты… с… сумасшедший?

Я двигался почти в полной темноте, не видя теперь лица Робина, чему был только рад. Мне достаточно было слышать его дыхание, чтобы всерьез подумать — а не поступить ли с ним так же, как с Губертом, прежде чем отправиться дальше.

— Само собой, сумасшедший, — не стал отпираться я. — Помнишь, фриар Тук говорил — безумие заразительно? Наверное, он был прав.

Скорее всего, мне почудилось, будто сквозь скрип зубов прозвучал сдавленный смех.

Глава двадцать четвертая «БОЖИЙ ДОМ»