Друг или враг?

Я написал министру юстиции длинный доклад, в котором описал этот случай со всех точек зрения и обобщил все «за» и «против». В заключение я указал, что убежден в невиновности Пульхофа и поэтому считаю, что он должен быть освобожден. Однако я добавил, что, поскольку сейчас доказать невиновность Пульхофа невозможно, а освободить его следует, ему до конца войны ни при каких обстоятельствах нельзя разрешать выезд из Англии. Я советовал использовать его на какой-нибудь административной должности при голландском правительстве в Лондоне, где он благодаря своим исключительным способностям, несомненно, будет полезен и где в то же время будет под постоянным наблюдением. Нет никакой необходимости ограничивать его свободу передвижения в Англии, но ни при каких обстоятельствах (я снова подчеркнул это) не следует разрешать ему покидать Англию, пока продолжается война.

Как я и предполагал, Пульхоф был освобожден и назначен на административную должность. Насколько мне известно, ему прямо ничего не сказали о запрещении выезда из Англии. Вначале я поддерживал с ним связь. Он был очень доволен своей новой работой. В это время был открыт второй фронт. Меня назначили начальником голландской контрразведывательной миссии при штабе верховного главнокомандующего, и вскоре я выехал на континент. Перед отъездом я просмотрел все имевшиеся у меня дела, чтобы еще раз убедиться, что они закончены. Взяв дело Пульхофа, я бегло просмотрел все подшитые к нему документы и на последнем листе, где говорилось о его освобождении и назначении на работу, я провел длинную черту, показывая тем самым, что считаю дело законченным. Но я оказался плохим пророком.

V

В апреле 1945 года мой штаб располагался в голландском городе Бреда. Немцы были разбиты и отступали на восток. Только несколько фанатично настроенных нацистских командиров с жалкой горсткой войск продолжали оказывать сопротивление. Северо-восточные провинции Голландии после пятилетней оккупации были, наконец, освобождены. Немцы отступали так поспешно, что оставили в штабах много совершенно секретных документов. Правда, они старались уничтожить самые важные из них, но немцы — самый скрупулезный народ, и из-за этой скрупулезности их попытка не увенчалась успехом.

В немецких штабах было так много документов и копий с них, что для уничтожения их потребовалось бы много дней. Но немецкие штабные офицеры, если они хотели спасти свою шкуру, имели в своем распоряжении не дни, а минуты, так как танки и грузовики с пехотой союзников стремительно продвигались вперед.

В Эншеде до последнего дня располагался один из органов контрразведки, отдел безопасности 306, как называли его немцы. Мне, естественно, очень хотелось познакомиться с методами работы этого отдела и всеми теми материалами, которыми он располагал. Поэтому я приказал немедленно доставить мне все документы, найденные в этом штабе. И вскоре мой кабинет в Бреда буквально был завален бумагами. Вместе со своими помощниками я отбирал наиболее важные из них, но и таких документов оказалось слишком много. Чтение их заняло бы несколько недель. А времени у меня не было. В любую минуту я мог получить приказ отправиться на выполнение более важного задания. Поэтому я решил еще раз бегло просмотреть отобранные документы на случай, если мне придется прервать эту работу.

Это была увлекательная работа. Оказалось, немецкая контрразведка многое знала. Однажды на первой странице одного из документов, состоявшего из семи страниц, густо напечатанных на машинке, я увидел: «…Майор О. Пинто, кличка — Фрэнк Джэксон…» Моя рука с папиросой, которую я собирался закурить, застыла в воздухе. Любой человек поразится, неожиданно увидев свое имя напечатанным. Но увидеть свое имя в совершенно секретном документе немцев, да еще вместе с кличкой, которую знали только два пользующихся очень большим доверием английских агента!

Я начал внимательно читать этот документ с самого начала. «Показания и полное признание агента Бобби, сделанное им 22 марта 1945 года, настоящее имя — Антон Пульхоф…» Это был второй удар. Пульхоф, которому был запрещен выезд из Лондона до конца войны, каким-то образом попал в Голландию, был схвачен немцами и сделал «полное признание», в котором упомянул и мое имя. Документ становился крайне интересным.