Друг моего отца

Такая стройная, подтянутая, красивая. В джинсах мы с ней, наверно, выглядели ровесницами. Я невольно поймала себя на мысли, что, наверно, хотела бы походить на неё. Она такая умная, деловая, хваткая. Обеспеченная. И ведь всего добилась сама. Ей никто не помогал.

Только почему Арман, по её мнению, должен был нас с бабаней обеспечить?

Почему он вообще кому-то что-то должен? Даже мне. В конце концов, он тоже работал эти восемнадцать лет. И что бы там ему ни досталось от отца, по большому счёту картины – это просто бумажки с рисунками. Мне ли не знать. Превратить их в деньги, построить на эти деньги бизнес, правильно распорядиться, вложить и сберечь – это куда больший труд, талант и ответственность, чем просто сложить шедевры, сколько бы они ни стоили, у себя в квартире и дрожать над ними.

«Нет, они все не правы. Ни этот старый князь, ни мать. Арман лучше, чем они все говорят. Лучше!»

Хотелось плакать. Какая же я дура. Зачем я его так люблю?

– А кто этот старый пердун, к которому мы вчера ездили?

Мать же рано или поздно спросит, поэтому я решила начать разговор сама. Откинулась в кресле, натянула рукава свитера, спрятав руки. Меня морозило в тёплой машине. Но подозреваю, это нервное.

– Потомственный аристократ, один из рода Романовых, – спокойно и даже дружелюбно ответила она. – Его фонд курирует всё, что связано с историческим наследием страны. Выкупает для музеев на аукционах предметы искусства. Судится за ценности, что во время Второй Мировой были вывезены из России и после войны осели в музеях Европы. Честно говоря, я думала, меня как адвоката хотят пригласить в его команду. Я же Артурчику отсудила Шагала у родственников его покойной жены, – и не дрогнул её голос при упоминании бывшего мужа. – И очень удивилась что Романову понадобилась ты, а не я. Зачем?

– Его внук был знаком с отцом.

– Серьёзно? – она даже повернулась ко мне ненадолго, оторвав взгляд от дороги. – С ума сойти. Наш пострел везде поспел.

– Князь показывал фотографию, – кивнула я. – Говорил, что они вместе с его внуком что-то нашли и не поделили, за что оба и поплатились жизнью, – пыталась я сформулировать то, что узнала, особо не вдаваясь в подробности.

– Надеялся выведать, не припрятал ли папаша что для тебя? – хмыкнула она. – Так он не там ищет. Если Зверев что и прихватил у внучка князя, в чём я не сомневаюсь, то искать это надо было у Чекаева. Но теперь уже поздно. Всё давным-давно продано-перепродано, концов не найти. Знаешь, что такое закон о реституции?

– Понятия не имею, – опустилась я пониже, живот всё ещё тянуло.

– Согласно закона о реституции, наследники пострадавших от нацизма семей имеют право вернуть собственность предков, если потеря имущества произошла из-за действий нацистов. Это, как правило, еврейские семьи. А у Чекаева, как выяснилось, нашлись еврейские корни. И согласно этого закона, ему достались кое-какие ценности. Что-то Матисса, Мунка или Моне. Или всё вместе. Ты, наверное, лучше разбираешься, я от этого далека. Но главное, что-то жутко дорогое и пафосное. Но якобы полученное совершенно законно. Он, не будь дураком, всё это в итоге продал с аукциона за какие-то бешеные деньги. И это было очень умно. Во-первых, он стал законно и официально очень богатым человеком. Во-вторых, обрёл доверие, ведь всё, что продаётся через аукционный дом, вызывает уважение к владельцу. И в-третьих, между делом познакомился с неким Эбнером, арт-дилером и искусствоведом, что и консультировал его по этой продаже и помогал. Но суть в том, что с подачи этого Эбнера полученные деньги Чекаев вложил тоже правильно. Хватка у Чекаева уже тогда была, видать, бульдожья. Плюс чуть-чуть везения. Не удивлюсь, если кого и прижали, может, слегка нарушили закон. Там подмазали. Тут нужного человека нашли. Возможно, под шумок и прихваченное твоим отцом у внучка толкнули. Но это уже мои домыслы, конечно. Первый раз слышу, что это как-то связано с Романовым. Но суть в том, что теперь Чекаев и бизнесмен, и меценат, и блядь, национальный герой. Там теперь такие деньжищи крутятся в его «Галереях» и…

Она замолчала на полуслове, словно что-то резко изменилось. Или она чуть было не сболтнула лишнего. Или уже сболтнула. Или её вдруг осенило. Но Татьяна Владимировна могла не беспокоиться, я всё равно ничего не поняла.

И в принципе то, что она рассказала о Чекаеве, взятое, видимо, из официальных источников, и то, что рассказал старый князь совсем не противоречило друг другу. Отец оставил Арману свою коллекцию. Может, даже завещал. Ведь такие документы не афишируют. А раз аукционный дом подтвердил законность сделки при продаже и дальше, то да, он – герой.

– Это бабаня тебе сказала, что о нас должен был заботиться Арман? – всё же решила я просить о том, что не давало мне покоя.

– Нет, но она говорила, как его ненавидит. И что всё это из-за него.

– Она и мне это всё время говорила. Только ещё добавляла, что никто не должен знать, что я его знаю. А что, если ты всё неправильно поняла? Если нас прятали именно от него?