Друг моего отца

И, может быть, в прошлый раз я и промолчала. Но не хочу, чтобы и сейчас он что-то неправильно понял.

– Я не притворяюсь, Арман. Не притворяюсь. Да, наверно, я странная. Доверчивая. Наивная. Не разбираюсь в людях. Не знаю, что такое стояк. Не понимаю, когда мне говорят правду, а когда дурят. Я многих вещей не понимаю.

Он медленно развернулся, хрустя песком.

– Например?

– Например, почему дружбу измеряют деньгами. Как можно сегодня любить, а завтра не любить. И я, если вдруг тебе это интересно, я не умею бороться, сопротивляться, настаивать на своём. Я из тех, что дают – бери, а бьют – беги. Ни к чему не приспособленная, несовременная, если хочешь, забитая. Если ты скажешь: принеси – я принесу. Скажешь: хочу – я отдам. Скажешь: уходи – уйду.

– Яна, – поднял он руки, словно сдаваясь. – Я не о том. У меня и в мыслях не было тебя…

– А я о том, – перебила я. – Я не боюсь ни тебя, ни твоего стояка. Даже после того, что случилось. Хочешь – возьми. Я не буду сожалеть.

– Почему? – удивился он.

– Потому что мне – не о чем. Но, знаешь, ты не прав. За свою жизнь я хорошо выучила только одну истину. Деньги – не хуйня. А бедность ломает людей похлеще богатства. Нужда никого не делает сильнее и ничему не учит. Наоборот, если ты бедный, значит слабый, беззащитный, бесправный. Деньги они словно доспехи, кожура, скорлупа. Плотный кокон из дорогой одежды, сытной еды и удовольствий. Это настоящая броня, когда есть на что купить адвоката, лекарства, лечение. А бедный – как жалкое тельце моллюска без раковины. Всё, что у меня было – это я, карандаш и блокнот, а потом подержанный айфон. А у бабушки – телевизор. Книги для меня были в библиотеке, потому что они тоже стоят денег. Интернет – в институте, компьютер нам купить было не на что. Да, я замкнутая, потому что нужда молчалива. И пусть я не умею улыбаться и веду себя как-то не так, но это не значит, что я ничего не чувствую. И что мне всё равно с кем. Только дело ведь не во мне – в тебе.

Я подняла брошенную розу.

– Во мне?

– Да. Мне не нужны все цветы, Арман. Мне не нужны другие… цветы, – отряхнула я с лепестков песок. – Я возьму этот. Единственный. Пусть сломанный, плохой или грязный. Но тот, что достался мне.

– О, боги! – он зарычал как раненый зверь. – Я понял. Да, я понял. Нет, я не выбросил тебя как этот сломанный цветок. Яна, нет. Я виноват. Очень виноват. Но я позвал тебя сюда не для того, чтобы вымаливать прощение. Я просто хотел тебя снова видеть. Тебя. Снова. Только не спрашивай: почему.