В течение какого-то мгновения мне кажется, что письмо, должно быть, предназначено Майклу. Но я отметаю идею, когда понимаю, что оно адресовано мне. Это мое имя прямо там, на лицевой стороне конверта, написано синими чернилами и аккуратными печатными буквами. Этот Данте, кем бы он ни был, написал это письмо именно мне.
Но почему?
И чего же он ждет?
Выбитая из колеи, я складываю письмо вчетверо, засовываю обратно в конверт и бросаю на стол. Затем проверяю, все ли двери и окна заперты. Я задергиваю шторы и жалюзи, защищаясь от сырого серого дня, наливаю себе бокал вина, затем сажусь за кухонный стол, уставившись на конверт со странным ощущением дурного исхода.
С ощущением того, что что-то надвигается.
И что бы это ни было, это нехорошо.
~
Когда я вытаскиваю себя из постели утром, головная боль все еще со мной, но гнетущее чувство страха исчезло. На улице серо и ветрено, но дождь прекратился. По крайней мере, на данный момент. В Вашингтоне круглый год сыро и пасмурно, а январь особенно унылый.
Я пытаюсь работать, но сдаюсь всего через час. Я не могу сосредоточиться. Все, что я рисую, выглядит депрессивно. Детская книга, которую я иллюстрирую, рассказывает о застенчивом мальчике, который дружит с говорящим кроликом, но сегодня мой кролик выглядит так, будто он скорее наглотается «Перкоцета»1
, чем съест морковь, которой мальчик пытается его накормить.Встав из-за стола, я направляюсь на кухню. Первое, на что падает мой взгляд, ‒ письмо, лежащее на столе. Следующее, что я замечаю, ‒ вода по всему полу.
За ночь потолок дал течь. Две, если быть точной.
Я знала, что нам следовало купить что-нибудь поновее.
Но Майкл не хотел новый дом. Он предпочитал старые дома с «характером». Когда мы переехали в этот викторианский дом времен королевы Анны шесть лет назад, мы были молодоженами, у которых было больше энергии, чем денег. Мы проводили выходные, крася и стуча молотком, вытаскивая старый ковер и латая дыры в гипсокартоне.
Веселье длилось около трех месяцев. Потом это стало утомительным. Затем превратилось в битву характеров. Мы против дома, который, казалось, был полон решимости оставаться в состоянии упадка, независимо от того, как упорно мы пытались его обновить.
Мы заменяли сломанную водопроводную трубу, а потом отключался обогреватель. Мы обновляли древнюю кухонную технику, а потом обнаруживали ядовитую плесень в подвале. Это была бесконечная карусель ремонтов и замен, которая истощила наши финансы и наше терпение.
Майкл планировал заменить протекающую крышу в этом году.
Иногда я задаюсь вопросом, что останется в моем списке дел, когда я умру.
Но потом я заставляю себя думать о чем-то другом, потому что мне и так достаточно грустно.
Я приношу два пластиковых ведра из гаража на кухню и ставлю их на пол под теми местами, где с потолка капает, затем достаю швабру. Требуется почти час, чтобы собрать всю воду и высушить пол. Как только заканчиваю, я слышу, как открывается и закрывается входная дверь. Я бросаю взгляд на часы на микроволновке.
Моя экономка Фиона заходит на кухню. Она бросает на меня взгляд, роняет пластиковые пакеты с чистящими средствами, которые держит в руках, и издает душераздирающий крик.
Я даже не подпрыгиваю от звука, и это свидетельствует о том, насколько я измотана.
— Я действительно так плохо выгляжу? Напомни мне немного накраситься, прежде чем ты придешь на следующей неделе.
Тяжело дыша, с побелевшим лицом, она опирается рукой о дверной косяк и крестится.
— Боже правый! Ты до чертиков меня напугала!
Я хмуро смотрю на нее.
— А кого ты ожидала? Санта-Клауса?
Смех Фионы тихий и слабый ‒ такой контраст с ее внешностью и манерами.
Шотландка по происхождению, она пухленькая и привлекательная, с ярко-голубыми глазами, румяными щеками и крепкими ногами. Ее руки красные и огрубевшие от многолетней работы по уборке домов. Хотя ей чуть больше шестидесяти, у нее энергии как у женщины вдвое моложе.
То, что она помогает мне содержать дом в порядке, ‒ дорогая роскошь, но двухэтажный дом площадью более пяти тысяч квадратных футов и, кажется, миллионом укромных уголков и трещин, которые собирают пыль, нуждается в постоянной уборке.
Она качает головой, обмахиваясь веером.
— Уф! У меня аж сердце заколотилось, моя дорогая! — Фиона хихикает. — В последний раз это было так давно.
Затем она становится серьезной и пристально смотрит на меня, вглядываясь так, как будто не видела меня сто лет.
— Как ты, Кайла?
Я отвожу взгляд. Я не могу лгать, глядя прямо в эти пронзительные голубые глаза.
— Я в порядке. Просто пытаюсь себя чем-то занять.
Она колеблется, как будто не уверена, что сказать. Затем порывисто выдыхает и делает беспомощный жест в сторону окна и вида на обложенный облаками Пьюджет-Саунд за ним.
— Я очень сожалею о том, что произошло. Я читала об этом в газете. Такой шок. Могу ли я что-нибудь сделать?