Когда я прихожу, несколько человек уже сидят на стульях. Судя по тому, как они болтают, я могу сказать, что все они знают друг друга. Чувствуя беспокойство, я направляюсь к столику с кофе и наливаю себе. Пока я раздумываю, остаться или выйти за дверь и быстро сбежать, ко мне подходит женщина и тянется за пластиковым стаканчиком.
— В первый раз? — спрашивает она, наливая себе кофе.
— Да. Вы?
— Ох, нет. Я прихожу в эту группу уже шесть лет.
Она поворачивается ко мне, улыбаясь. Она брюнетка, лет сорока, модная, на каблуках, в костюме от Channel цвета слоновой кости и с огромным бриллиантовым кольцом на пальце. Ее кожа безупречна, а стрижка стоит больше, чем весь мой наряд. Она невероятно хорошенькая.
Я чувствую себя комком грязи, стоящим рядом с единорогом.
— Вы не обязаны участвовать, если не хотите. Никто не станет принуждать к откровениям, вы можете просто сидеть и слушать. Я делаю так. Иногда достаточно просто быть рядом с другими людьми, которые понимают, через что ты проходишь. Ян — лидер группы, — говорит она.
Девушка жестом указывает на долговязую седовласую женщину в развевающемся платье с цветочным узором, которая входит в дверь. Ян приветствует группу и садится на стул, роняя свою объемистую сумку на пол.
— Я Мэдисон, — добавляет женщина рядом со мной.
— Привет, Мэдисон. Я Кайла. Приятно с вами познакомиться.
Я хочу спросить, почему она здесь, но не делаю этого. Я еще не знаю правил. И я не хочу обидеть кого-то, кто настолько любезен, что заметил мою панику.
И, как будто она может читать мои мысли, Мэдисон говорит:
— Мою дочь похитили, когда ей было четыре года. Полиция так и не нашла ее.
Я чуть не роняю свой кофе. Прикрываю рот рукой и шепчу:
— О боже мой. Мне так жаль.
Мэдисон делает глоток из стаканчика, затем смотрит в него, как будто что-то ищет.
— Это моя вина. Я отпустила ее руку, когда мы ходили за покупками в торговый центр. Всего на секунду, чтобы проверить сообщение от мужа, но когда я подняла глаза, ее уже не было.
Мэдисон поднимает голову и встречается со мной взглядом. В ее глазах — призрак прошлого.
— Это самое худшее. Что это была моя собственная вина. Это и незнание, жива ли она еще. ФБР заявило, что если пропавший ребенок не найден в течение двадцати четырех часов, то, скорее всего, его никогда не найдут. Они отказались от поисков через шесть месяцев, потому что не было никаких зацепок. Как будто Оливия растворилась в воздухе. И с тех пор каждый день я задаюсь вопросом, что случилось с моим ребенком. Кто забрал ее. Что они могли с ней сделать.
Глаза Мэдисон стекленеют, как будто она смотрит на что-то далекое. Ее голос затихает.
— Оливии сейчас было бы десять лет. Понятия не имею, сколько часов я потратила на поиск сайтов с детской порнографией в Даркнете, разыскивая ее. Единственное, что удерживает меня от самоубийства, — это надежда, что однажды я увижу девочку с одним голубым глазом и одним карим в одном из этих ужасных видео, и я смогу снова обнять ее.
Кажется, меня сейчас вырвет. Мои руки так сильно дрожат, что кофе в стаканчике расплескивается, чуть не переливаясь через край.
Мэдисон переводит свой затравленный взгляд на меня. Она больше не кажется модницей. Кажется, за несколько минут она постарела на десять лет, и теперь выглядит именно той, кто она есть.
Женщиной, живущей в аду.
Слезы наворачиваются ей на глаза, она хрипло говорит:
— Как вы думаете, она смогла бы простить меня?
Мне хочется разрыдаться. Но я кладу свою дрожащую руку на ее предплечье и говорю:
— Здесь нечего прощать. Человек, который забрал ее, — вот кто зло. Это была не ваша вина.
Она печально улыбается.
— Так говорит мой психотерапевт. Но я в это не верю. Как и мой муж. Он бросил меня ради другой женщины. Она намного моложе. Я недавно услышала, что у них будут близнецы.
Раздается голос:
— Если все готовы, мы можем начать.
Ошеломленная, с ощущением тошноты в животе, я оглядываю группу. Ян машет двум людям, которые только что вошли в дверь. Когда я поворачиваюсь обратно к Мэдисон, она уже уходит.
Я хватаю ее за руку и в отчаянии спрашиваю:
— Вам помогла эта группа?
Она смотрит на меня в течение одного короткого мгновения, прежде чем тихо сказать:
— Как вы думаете?
Затем Мэдисон поворачивается и уходит. Она садится за стол и смотрит на свой кофе.
Никто не здоровается с ней. Она тоже никого не приветствует. Как будто она находится в своем собственном маленьком пузыре боли, отрезанная от всего остального.
Я представляю себя через шесть лет, рассказывающей незнакомке у этого самого стола о том, что случилось с моим мужем. И если она задаст мне вопрос о том, помогла ли группа, то без тени сомнения мой ответ будет таким же, как у Мэдисон.
Большое жирное долбаное «нет».
Я ставлю стаканчик на стол и выхожу, не оглядываясь.
Через дорогу от центра находится бар под названием «У Коула». Его желтая неоновая вывеска светится, как маяк. Не обращая внимания на дождь и не думая о том, чтобы поискать пешеходный переход, я бегу прямо через бульвар и открываю тяжелую деревянную входную дверь.