Друг Президента

Биение было неровное, еще пара толчков, и синяя жилка стала неподвижной. Умар поднял голову:

– Теперь отключай общий рубильник и можешь загасить огонь. Тут где-то есть резервная автономная подстанция, мы ее и запустим.

Виктор лежал на спине, его глаза были широко открыты, но он уже не видел ни слабо освещенного потолка, ни террориста, склонившегося над ним. Не слышал он и голосов, звучащих на студии. В его угасающем сознании одна за другой возникали и гасли картины.

Вот он сидит с удочкой над прорубью, сосредоточенно глядя в воду, а на снегу еще подрагивает, но уже коченеет небольшой окунь. Откуда-то со стороны ему подают плоскую фляжку с коньяком, он делает пару глотков и чувствует, как спиртное приятно обволакивает, согревает застывшее на морозе горло.

А потом вдруг возникает его небольшая комната с расстеленной кроватью и с сервированным столиком. Горят свечи, а на тарелке еще шевелит хвостом обледеневший, искрящийся чешуей окунь. У столика стоит обнаженная Танька в туфлях на высоких тонких каблуках и говорит: «Рыба, специально для тебя, дорогой».

«Но почему так болит в груди?» – не понимает Виктор.

От этой боли темнеет в глазах. Совсем темно. И тут ярко вспыхивает солнце. Вокруг снова заснеженный лед Москвы-реки, пронзительно синее, как бывает только зимой, небо. На льду вдалеке рыбаки. И тут же, возле лунки, журнальный столик с едой, выпивкой, на нем поблескивает плоская коньячная фляжка Клима Бондарева, по бокам от нее горят две свечи. Горят ровно, так, как никогда не бывает на улице, даже в самый безветренный день, так, как горели бы они у него в комнате на «французский» Новый год. А возле столика стоит голая Танька на своих каблуках-шпильках с бокалом шампанского в руке. И никакого смущения в глазах, что на нее, бесстыжую, смотрят и другие мужики, собравшиеся порыбачить. Виктору уже как-то не до нее, кружится голова, боль из груди уходит и меркнет свет… Снег становится серым, блекнет небо, в лунке чернота, словно туда тушь налили. Только два огонька свечей пробиваются сквозь мглу, как волчьи глаза в ночном лесу, но и они уходят. И больше нет ни звука, ни вспышки, ни мысли, ни желания… ничего.

Рамзан боязливо опустил рубильник и повернул рычаг на головке огнетушителя. Из раструба на оплавленный электрощит полетел клубящийся белесый газ. Он отбросил опустевший огнетушитель к стене и повернулся к Умару.

– Надо попробовать восстановить щит.

– Что тут уже восстанавливать? Закрой дверь, меньше дыма будет.

Умар уверенно пошел по коридору. Никто из сотрудников студии в ту недолгую минуту, когда погас свет, и не подумал убегать. А куда удерешь? Бросишься, и наткнешься в темноте на автоматную очередь. Уж лучше затаиться, присесть, прижаться к стене, закрыв голову руками.

– Что там было? – шептала ассистентка.

– Не знаю, кажется, убили…

– Кого? Виктора? Они же именно его искали.

– А что Балуев?

Умар на ходу только посмотрел на женщин, и те тут же замолчали.

– Разведите их по нескольким кабинетам, – приказал он, – только под ногами путаются. Всех, кто работает на эфире, по рабочим местам.

– Мы не сможем выйти в эфир. Все обесточено, – вставил продюсер.

– Это не твоя забота, – Умар резко распахнул дверь кабинета владельца «Ока» и тут же закрыл ее за собой.

Бихлис ни о чем не спрашивала, она выполняла то, что поручил ей главарь. Когда погас свет, тут же щелкнула зажигалкой и не гасила ее до тех пор, когда не зажглось тусклое дежурное освещение. Теперь оплавленная пластиковая зажигалка лежала на столе. Балуев мрачно смотрел перед собой.

– Твой охранник – идиот. Он уничтожил подстанцию, – зло сказал Умар.

Балуев неуверенно пожал плечами:

– Я ему этого не приказывал. Наоборот, сказал, чтобы никто не сопротивлялся…

– Кто-нибудь звонил? – спросил Умар.

– Телефон молчал. – Бихлис положила ладонь на телефонный аппарат, подняла трубку и вслушалась в гудок. – Работает.

– План студии есть? Где документация? – рявкнул Умар, перегнувшись через широкий стол и хватая Балуева за лацканы пиджака.

Аморфность и нерешительность владельца бесили его.

– Здесь, все здесь… – Балуев осторожно, избегая резких движений, выдвинул ящик письменного стола, в котором лежало несколько пухлых папок, – и паспорт сооружения, и договор аренды, планы коммуникаций…

– К черту все! Где резервная подстанция?

– Я не вникал… знаю, что она есть. По договору, я должен поддерживать бомбоубежище в рабочем состоянии. Я покажу, я помню, – Балуев поднялся из-за стола, – вы у наших инженеров спросите.

– Резервная станция работает?

– Должна.

– Пошли.

Балуев вышел из кабинета с заложенными за спину руками, как делают это заключенные. Он посерел лицом, ссутулился. На полдороге просветлел лицом.

– Ключи есть на посту охраны. Они все подписаны. Пожарный набор.

Когда дверь в конце коридора наконец открылась при помощи запасного ключа, Умар присвистнул. В небольшом бетонном помещении стоял военный дизель-генератор, густо покрытый смазкой. Электрический щит местами успела покрыть ржавчина.

– Да, автономная электрическая станция, – подтвердил Балуев, – на случай атомной войны.