И не успел Егор обернуться, как Герман заломил ему руку назад, и тот скукожился от боли.
— Было бы очень трудно заменить такого подлеца, как ты, — тем же спокойным тоном продолжал Герман. — Мне это не по силам.
— Ой-ой-ой, — как девчонка, запричитал Егор. — Больно!
— Зато мне вполне по силам сломать тебе руку, как будто не слыша криков боли, продолжал Герман. — Может, гипс добавит тебе привлекательности? Ты ведь считаешь себя неотразимым?
Егор не отвечал. Его рот был открыт в беззвучном крике; голова тряслась. Тусе показалось, что лицо его изменилось до неузнаваемости, потому что боль сильно меняет человека.
— Отпусти его, — попросила она.
— Отпустить? — переспросил Герман; хотя он прекрасно расслышал. — Это почему еще?
— Ему же больно, — робко вступилась Туся.
— А тебе разве не было больно, а? — Герман вошел в раж. — Скажи, когда ты лежала в больнице, а он издевался над тобой, тебе не было больно?
Девчонки во дворе перестали прыгать и замерли, с любопытством наблюдая за этой сценой. Входная дверь хлопнула, Герман повернулся, чтобы посмотреть, кто идет, отчего сильно дернул руку Егора, и тот закричал еще громче.
— Лиза! — кинулась к подруге Туся. — Сделай что-нибудь, они же поубивают друг друга!
Лиза умела не терять самообладания в самых критических случаях. И еще — она всегда была на стороне того, кто слабее, даже если он и не прав.
— Герман, — спокойно сказала она, подходя к нему и касаясь его руки. — Отпусти его, он и так достаточно наказан. Пожалуйста, отпусти. Сейчас выйдет кто-нибудь из учителей, и у нас с Тусей будут неприятности. Да и у тебя тоже.
Непонятно, какой из доводов оказался самым убедительным, но только Герман отпустил Егора и отряхнул руку о штанину, как будто в чем-то испачкался. Егор все еще не мог отдышаться и выпрямить заломленную назад руку. Он скулил, как побитая собака, и исподлобья с ненавистью смотрел на своего обидчика.
— Ее благодари, — сказал ему Герман, указывая на Лизу. — Если бы не она, тебе бы несдобровать.
Егор наконец отдышался и погрозил здоровой рукой:
— Ну, придурок, это тебе так не пройдет! Ты же мне руку сломал!
Герман притворился, что делает шаг навстречу Егору, и тот испуганно отшатнулся. Девчонки из младших классов громко засмеялись.
— Пойдемте, девочки, — обратился Герман к Тусе и Лизе. — Кажется, представление закончилось.
И они пошли прочь, а Егор так и остался стоять на месте, поддерживая пострадавшую руку.
— Герман, — строго сказала Лиза. — Ты не должен был этого делать. Конечно, я бы сама с удовольствием отлупцевала Егора, но не так же…
— Он врет, как всегда, — улыбаясь, сказал Герман.
Он нажал на брелок, отключая сигнализацию в машине, и продолжил:
— Ничего я ему не сломал. Просто он очень себя любит и не привык к элементарной боли. А я это исправил.
Лизу раздражало даже не то, что он говорил, а то, как он говорил — спокойно, уверенно, без тени сомнения и даже с каким-то непонятным удовольствием.
— К тому же он хотел ударить Тусю. Не мог же я равнодушно на это смотреть?
— Туся, это так? — спросила Лиза.
— Да, — едва слышно ответила Туся.
Она знала, что Егор никогда бы не ударил ее. Он часто бывал агрессивным и злобным, мог пригрозить, мог корчить из себя забияку, но бить девушку — все-таки это не его стиль.
«Но Герману откуда знать, что Егор меня не ударит? — оправдывала Туся любимого. — Он просто хотел меня защитить. Ведь Егор надвигался на меня с кулаками…»
Но на душе у нее было неспокойно.
Почему-то вдруг ей вспомнилось, как они с Германом смотрелись в две половинки одного зеркала. Она снова увидела его лицо со спущенными на глаза волосами, не лицо, а страшную морду оборотня.
Туся взглянула на Германа — он улыбался и что-то оживленно рассказывал.
«Каким он может быть разным, — подумала Туся. Сейчас, глядя на него, ни за что нельзя было подумать, что десять минут назад его лицо было сведено гримасой ненависти и злобы. — Как хорошо, когда рядом тот, кто может защитить, — с нежностью подумала она. — Но не хотела бы я быть его врагом».
8
Не глядя на прохожих, Туся шла по улице, что-то бормоча себе под нос. Раньше она любила смотреть по сторонам, разглядывать лица людей, их одежду, их походку, но теперь ей было не до того. Герман заболел, он скучал, и некому было за ним ухаживать. А Туся с радостью прогуливала школу, чтобы побыть с ним наедине. Она шла и несла в сумке вместо учебников и тетрадей малиновое варенье, мед, кучу лекарств и журналов.
— Что бы я без тебя делал? — сказал Герман, когда она вошла в его комнату, и эти слова были для нее лучшей похвалой.
Он лежал на диване, одетый в теплую пижаму, а горло его было завязано шерстяным шарфом. Его глаза покраснели, а волосы свалялись от долгого лежания.
— Отвратительно выгляжу? — спросил Герман. Конечно, болезнь никого не красит, но Туся так его любила, что он казался ей милым и теперь.
— Ну что ты! — с укором сказала она. — Ты лучше всех, кого я знаю. Правда….
Сначала Туся посидела с ним рядом, рассказывая о том, как по дороге к ней пристал какой-то сумасшедший, сказал, что где-то ее видел и пока не вспомнит где — не успокоится.