Друг, воспитанный тобой

Лайка — наша национальная гордость, наравне с борзой. Она главная добытчица в лесу. Без лайки охотник-промысловик как без рук, без нее ему и в тайгу соваться незачем. Лайка бесстрашно идет на медведя, ищет и находит белку, соболя, норку, горностая, куницу, боровую птицу и всех лесных копытных зверей. В сибирских и дальневосточных дебрях она настоящая хозяйка.

Сколько удивительных историй о лайке можно услышать в таежных селах: и как она спасла хозяина-охотника, когда его чуть не задрал рассвирепевший медведь, и как отыскала путь к дому, когда пурга перемела все дороги и тропки, и как много дней и ночей не отходило от заболевшего друга-человека… Душа-собака! Вот про таких и молвлено: только не говорит.

Особой породой считается ненецкая оленегонная лайка. Ее родина — европейский север, полуостров Чмал и тундры до реки Енисея. Ненецкая (в прошлом «самоедская») лайка пасет северных оленей. Она невелика, сильно смахивает на шпица, но вправду сказано: мал золотник, да дорог. Когда оленегонных лаек завезли на Чукотку, тамошние оленеводы чукчи сразу вздохнули с облегчением.

Китайской лайкой называют иногда породу чау-чау. Говорят, что переводятся как «лев-лев» («Лев Львович?»)…

Чау-чау дловольно крупные, «сырого» типа (то есть упитанные, толстые) собаки, по-своему, безусловно красивые: густая, пышная шерсть, громадная грива, как у льва, которая зимой почти касается пола, закрывая передние ноги пушистым пологом, на морде складки, хвост, как и полагается быть у лайки, завернут и лежит на спине (часто кончик оставляет даже ямку-вмятину в шерсти; так же и у лайки). У чау-чау синее небо, синий язык. От одних людей доводилось слышать, что чау-чау хорошие комнатные собаки, от других — наоборот, что они не очень привязчивы и даже могут быть неблагодарными по отношению к своим хозяевам, но так ли это, утверждать не берусь. Сам не держал.

Знаю другое: среди лаек чаще, чем у других пород, встречаются так называемые скотники — нападающие на кур, овец и других домашних животных. Происходит это оттого, что лайка почти всю жизнь в тайге, в глуши, от городской культуры она далека, все ловчие инстинкты ее обострены.

Ну и чуть эти инстинкты перешли за дозволенные пределы, жди неприятностей.

Все «сибирские», «уральские» лайки хорошо ходят в упряжке. Мороз им нипочем — шуба у них теплая, никакой стужей не проймешь; и выносливости им не занимать. Лайки были основными санитарно-ездовыми собаками в нашей армии в дни Великой Отечественной войны. Они спасли, вывезли из-под огня многие тысячи тяжелораненых советских воинов. Собственно ездовые собаки Севера — отдельная, особая порода, их не надо путать с лайкой. Они и крупнее, и сильнее, хвост часто носят по-другому — «серпом» или «поленом», по-волчьи.

Могучих ездовых собак красочно описал Джек Лондон. Певец «силы жизни», он в лучших своих северных рассказах действительно ярко показал, какая неистребимая сила жизни заложена в этих на редкость неизбалованных и терпеливых четвероногих.

Северные ездовые псы спят на снегу, месяцами и годами едят одну вяленую рыбу — юколу, или мороженую, твердую как камень, которую и топор-то не берет, а они разгрызут своими крепкими, как лучшая сталь, зубами, наглотаются кусков, холодных, тяжелых, будто лед — и ничего, живехоньки! Эти сильные животные помогали золотоискателям открывать и осваивать Клондайк. Без них не могли бы осуществится многие полярные перелеты (горючее для самолетов доставлялось к заправочным базам на собаках) и многие научные открытия. Без этих собак Амундсен не достиг бы Южного полюса. Эти собаки и сейчас зимуют с нашими учеными — полярниками в далекой Антарктике.

Один из покорителей Севера Георгий Ушаков вспоминает: когда его в апреле 1926 года назначили уполномоченным Дальневосточного крайисполкома по управлению островами Врангеля и Геральда — ох и трудненько же сперва пришлось! Особенно тяжело досталась первая зимовка на Врангеле. Прибыл он туда с товарищами-эскимосами 9 апреля, в бухте Роджерса выгрузили припасы, поставили палатки и одну чукотскую ярангу, и потянулась полярная зима. Кончалось продовольствие, а суеверные эскимосы отказывались идти на северную сторону острова добывать морского зверя — боялись «злых духов». Над зимовщиками нависла угроза голода. Сам Ушаков заболел воспаление легких. Выручили собаки. На собачьей упряжке, превозмогая слабость, Ушаков в одиночку отправился в глубь острова, убил медведя, добыл мясо, спас себя и товарищей. А когда через три года к острову подошел ледорез «Литке», чтобы снять зимовщиков, заменить их другими, его встретили на берегу сытые, довольные люди.

А знаете ли вы, что там, где трудятся северные собаки, на тех высоких широтах, до каких они добираются, не встретишь больше ни одного домашнего животного!

Конечно, есть теперь за Полярным кругом и вертолеты, и самолеты, и аэросани, и всякой другой техники достаточно; а все-таки никак не вытеснят они собак.