Другая

Только теперь Ирма Мироновна смогла рассмотреть похитителя. Это был крупный мужчина, которому не было даже сорока лет, и ни одной красивой черты на лице. Он был одинаково уродлив как снаружи, так и внутри.

Адреналин, усилив сердцебиение, привел сознание в порядок. Женщина попыталась крикнуть, но звук, который она смогла из себя выдавить, был слабым, еле слышным. Она понимала, это чудовищная реальность, и ее конец будет не просто страшен, он будет постыден. Она умрет не только в муках, она будет полностью унижена и растоптана как женщина. И надо же было столько прожить, чтобы так позорно умереть?! Ей нужно было еще тогда, в тридцать лет, прыгнуть с того обрыва. Она вспомнила, как однажды на пикнике ей кто-то ради прикола подлил в сок коньяк. И она опьянела. Тогда ей привиделась женщина, которая сказала, что Ирма другая и что отличается от обычных людей. И если Ирма хочет изменить свою жизнь, ей просто нужно покончить с этой человеческой, никчемной жизнью.

И тогда Ирма почти решилась. Она была готова сделать роковой шаг, но вспомнила мужа и не смогла! Все же она любила его всем сердцем, всей душой, и расстаться с ним ей было не под силу.

— Не делай этого! Просто убей! У тебя что, бабушки не было? — попросила Ирма Мироновна похитителя.

— Захлопнись, старая, ты мне и так противна! Но это моя работа и мне за нее деньги платят, — он ударил женщину в живот, и та от боли сжалась. — Если не будешь рыпаться, то я все сделаю быстро. Наслаждайся, тебя жеребец ублажать будет!

И мужчина засмеялся. Он смеялся, пока разрезал ножом пальто женщины. Смеялся, пока резал и рвал кофту и юбку. Он даже прослезился от смеха, когда стягивал с нее теплые колготки. Когда мужчина наконец перестал ржать и немного успокоился, он медленно, смакуя каждое действие, разорвал бюстгальтер и трусы. Заставив беззащитную женщину лежать голой на груде рваной одежды.

— Надо же! Все не так плохо, как я думал. Ты хорошо сохранилась, — мужчина пожамкал ее грудь, — даже сиськи почти не опали!

«Конечно, у меня же не было детей. И грудью я не кормила», — подумала Ирма Мироновна, не понимая, почему в голову лезут такие мысли.

— Ладно! Это не совсем по правилам, но я дам тебе выпить, — сказал похититель.

Он встал и налил в стакан водки, выпил залпом. Потом налил еще и протянул Ирме Мироновне стакан:

— Пей!

«Водка! Может, это поможет хоть немного отвлечься от унижения?» — подумала женщина и выпила. От страха содержимое стакана показалась ей чуть крепче воды, но все равно нутро обожгло и жар огнем пополз по всему телу.

За всю свою жизнь водку Ирма Мироновна пробовала всего раз пять и то пила не больше половины маленькой рюмочки. Она надеялась, что выпитого сейчас количества хватит, чтобы лишить ее сознания. Но из-за сильного страха алкоголь действовал медленно.

Похититель сжал лицо Ирмы Мироновны и поцеловал в губы, облизав их языком.

Противно! Ей было ужасно противно! Но почему-то происходящее вдруг стало ее забавлять. Может, из-за алкоголя? «Ладно, раз я не могу с этим справиться, то постараюсь хотя бы не радовать его своими воплями и уговорами. Пусть я умру обесчещенной, но ему воздастся…»

Боль в низу отвлекла ее от мыслей, насильник вторгся в нее без подготовки. Сколько лет она уже не была с мужчиной? Лет двадцать, наверное. В груди с бешеной скоростью заколотилось сердце и вдруг замедлилось, пропуская удар. Ту-дум, ту-дум. Промежутки между ударами увеличивались. Ту-дум! Дыхание остановилось. Время словно стало тягучим и тяжелым. Движение насильника замедлялось настолько, что, казалось, оно вовсе остановилось.

«Что это? Смерть? Все же сердце не выдержало? Слава богам! Но почему я все еще продолжаю думать? Говорят, что перед смертью люди видят всю прожитую жизнь». Ирма Мироновна вспомнила своего мужа, это он был ее жизнью. Все, что она делала, было только ради него. В голове проснулось ее первое воспоминание: «Все будет хорошо, Ирмушка, не плачь…» — слова няни. И следом другое, совершенно новое, но звучащее знакомым женским голосом, как тогда на том роковом склоне: «Ты обязательно все вспомнишь, когда человеческая жизнь закончится! Когда твое тело проснется, вспомнишь, кто ты и что ты можешь».

Воспоминания потекли ледяным ручьем. Какие-то Ирма Мироновна приняла как прожитые и родные мгновения. Другие же — как принадлежащие другой жизни. Но все эти воспоминания были ее, и они продолжали будоражить сознание, меняя характер, меняя пристрастия, делая из Ирмы Мироновны совершенно другого человека. А ведь и правда, что мы вообще есть? Мы — это наши поступки, наш выбор, наша память. И если что-то из них меняется — меняемся и мы.