Другая Белая

Во время поездок часто останавливались возле кладбищ. Здесь они не были огорожены и походили больше на ухоженные парки: красивые памятники, цветы, нигде ни соринки. «Ну, любительница четких и односложных определений, что ты на это скажешь? Это что — быт или уважение к вечному, к человеческому бытию, которое не завершается для других со смертью одного человека?» — в порядке самокритики спрашивала себя Марина. И училась отходить от примитивных формулировок из советской прессы. Помогали голландские друзья с их полным неумением «судить». А еще одна особенность этих людей, которых Марина так легко записала почти что в мещан, — их искренняя радость при встрече друг с другом. Поначалу Марина так и думала: «Страна маленькая, все, наверное, родственники друг другу иначе как объяснить, что при встречах люди разве что не целуются?» Не родственниками они были, но — голландцами. И как прекрасно все говорят по-английски — везде, в любом магазинчике, в любой кафешке. Голландцев просто учили этому языку в школе — и они его знали.

[Марина давно подозревала, что в ее стране существовал какой-то план-заговор: вроде бы и учили их языкам, но почему-то никто после этого учения ничего сказать не мог. Даже в «английской» школе, которую окончили ее сыновья, учили чему-то не тому. Они «заговорили» только тогда, когда стали общаться с англоговорящими сверстниками из других стран. «Вот оно! — Проснулось в Марине чувство справедливости. — Они здесь все время обмениваются, дети из разных стран живут в семьях по месяцу, по году, обзаводятся „вторыми“, как они говорят, мамами и папами. У детей Ине и Хенка такие есть в Штатах, да и у моего младшего сына „вторая мама“ — там же. И у меня самой, между прочим, есть „сын“ в Америке, в Миннесоте, там торнадо недавно все порушил, позвонить бы надо…»]

Потом пересекли Голландию с востока на запад. Там, у самого Северного моря, ее ждала еще одна семья. Те же вопросы, та же зелень в огромных сверкающих чистотой окнах. Серый песок на пустынных еще пляжах, море цвета свинца. Неужели в нем можно купаться? Оказалась, это место было очень популярным курортом. Купания в море Марине наблюдать не удалось, а вот то, как большие группы людей карабкались по песочным дюнам, уходившим у них из-под ног, — на это посмотрела.

— Прекрасные упражнения. Если хотите сердце укрепить или жирок сбросить, — лучше не придумаешь, — объяснила Рут, гостеприимная хозяйка.

Скромный снаружи домик Рут и ее мужа внутри был, однако, шикарным и просторным. В гостиной — огромный белый рояль, натертый — не лакированный — дубовый паркет. За завтраком стол был накрыт белоснежной хрустящей скатертью. В центре стола фрукты в серебряной вазе. Тут же из апельсина был выжат сок. Его пили из стаканов толстого стекла. Похоже… на натюрморт «малых голландцев»! Марина протянула руку и потрогала лепесток розы — настоящий? Угадав ее немой вопрос, муж Рут, тоже Хенк, кивнул:

— Настоящий. В этом доме искусственных цветов не бывает.

Рут преподавала в местной школе два языка — немецкий и французский. Как же она любила поговорить! Марине была рассказана вся жизнь, раскрыты все секреты и проблемы семьи. Проблемы? В этой игрушечной Голландии?! Да — дети. Две дочери. Одна училась слишком много, сдала на сертификат экзамены по нескольким иностранным языкам, а результат? Работает секретаршей в итальянской фирме, там же и мужа-итальянца нашла — без всякого образования.

— И что их связывает? О чем с ним говорить! — не могла успокоиться Рут.

Другая дочь после школы отказалась учиться вовсе и устроилась в прачечную. Ни о каких постоянных отношениях слышать даже не хотела, радовалась жизни, меняя бой-френдов. Ох, дети, дети, даже в такой идеальной стране вы ухитряетесь портить родителям жизнь!

Рут умолила Марину взять норковую шубу, доставшуюся ей от швейцарской тетушки:

— Пожалуйста, избавьте меня от нее: здесь это нельзя носить — обольют зеленой краской.

Марина померила — покойная тетушка была явно в другой весовой категории. Но избавила тем не менее: «жакетик выкрою».