Другая Белая

Марина долго ходила по залу, задрав голову, смотрела. «Видела» вытянутую руку Мартина… Усилием воли переключилась на искусство. Барокко… Уже не раз она встречала барокко в Лондоне. Стиль существовал, но как бы на птичьих правах, как иммигрант без регистрации. Это понятно — не место ему здесь. Общепризнанный стиль Англии — готика, все ее стадии — от аскетичной до сверхдекоративной. Мода на готику возвращалась вновь и вновь. И визитная карточка Лондона — Вестминстерский дворец с Биг Беном в стиле викторианской готики. Барокко пророс в католическом Риме, с которым, как известно, Генрих Восьмой разругался. Но великий стиль через все запреты и преграды сюда все же проник. На Лондон был послан Великий пожар, уничтоживший две его трети, как будто для того, чтобы освободить место для «коварного», по мнению англиканских священников, римского стиля. Архитектор Кристофер Рен, успевший посмотреть все европейские столицы, задумал построить новый Лондон. Начало этому положил главный лондонский собор Святого Павла на месте сгоревшего. Рен стал одним из немногих счастливчиков в истории, кто заложил первый камень задуманного им собора, а через тридцать пять лет был свидетелем его освящения. Все эти тридцать пять лет, однако, Рен возводил не то, что было начертано им на бумаге, и выглядело как сборная солянка разных стилей, венчавшаяся английским куполом и шпилем (такой проект был одобрен англиканскими священниками), а ответ Лондона барочному Риму и его собору Святого Петра. Это удалось. Кроме этого, Рен построил в Сити пятьдесят одну церковь, многие из них в новом стиле. Не удалось ему только — и это к счастью — претворить в жизнь план превращения Лондона в регулярный европейский город. Лондон этому воспротивился.

* * *

Иногда они выходили вместе с Элизабет. Всю жизнь проработав в музее, в пятьдесят шесть лет она не работала, получала пенсию по инвалидности: Элизабет не вдавалась в подробности, а Марина не спрашивала. У Элизабет была светская жизнь: приглашения на разного рода встречи, в театры, на выставки. Она была вхожа в клубы (английские клубы того времени все еще были закрыты для женщин — те могли быть приглашены только как гости попить чай с любимыми английскими scones[123] в специальной гостиной). Неуемная Элизабет, пригласив в один из дней Марину на такое чаепитие, через какие-то темные коридоры и проходы протащила ее в святая святых — гостиную, где в удобных клубных креслах сидели джентльмены с газетами, причем в это послеобеденное время многие из сидящих спали, закрыв этими газетами лицо.

— И они платят колоссальные годовые членские взносы, чтобы иметь возможность сбежать от…

Элизабет приложила палец ко рту и тем избавила Марину от необходимости закончить фразу, которая явно не отличалась корректностью по отношению к английским дамам.

Побывали они и на вернисаже модного художника, и на специальной экскурсии в Британском музее — вечером, после закрытия, только для друзей музея. Элизабет оказалась еще и «девчонкой-шарлатанкой»: ее членство в «друзьях» давно истекло, поэтому был приведен в исполнение план «инвалид». В вестибюле музея стояли коляски, Марина выкатила одну из них, усадила туда свою подругу, и «инвалид» с сопровождающим беспрепятственно въехал в музей — инвалидам здесь везде дорога. Так весь вечер Марина и катала коляску, но за свои труды была вознаграждена — представлена многим знакомым Элизабет: журналисту, который вел раздел «Культура» в солидной газете, даме без особой профессии, прекрасно разбиравшейся в истории и искусстве Древней Греции, а также не первой молодости вдовцу с баронским титулом, пригласившему их погостить в его поместье где-то на севере. Ввиду ограниченности времени встречу перенесли на весну: «Ну уж весной обязательно!» Познакомила ее Элизабет и со своим «platonic boy-friend»[124], высоким простого вида мужчиной, работавшим в типографии.

— Раз в неделю мы встречаемся на ланче, этого требуют приличия — женщина, даже такая, как я, никогда не бывшая замужем, должна иметь друзей-мужчин.

Дни шли, и Марина узнавала все больше о Лондоне и о своей приятельнице с ее полной загадок жизнью (чего стоила, например, ее фраза «я выросла во дворце»). В своем или в королевском? Или: «Наш род ведет свое происхождение от кельтов». Это звучало гордо. Марина знала, что кельты — коренное население Британии — были загнаны в дальние уголки острова еще римлянами. «Боудика[125] моя», — думала она с нежностью. И почему она тогда стеснялась расспрашивать? Все думала, неудобно, а Элизабет, может быть, ждала вопросов, хотела поговорить! Девушкой-то она была скромной и хорошо воспитанной, несмотря на вынужденное хулиганство.