Другая Блу

Я выругалась. Просто чудесно. Брэндон был слишком уж взрослым для Грасиелы, и дело не только в возрасте. Миниатюрная и прелестная, она была очень юной и физически, и эмоционально. И немножко не от мира сего, в плане «взгляните на эти чудесные цветочки». Ей повезло, что у нее был Мэнни. Иначе она бы просто бродила вокруг в приятном туманчике грез. Они оба продолжили говорить, будто и не слышали моих ругательств.

– И вообще, – фыркнул Мэнни. – Не думаю, что кто-то из друзей Брэндона ко мне хорошо относится. А ведь я такой милый. – Похоже, он был искренне сбит с толку.

– Как думаешь, я нравлюсь Брэндону? – мечтательно протянула Грейси.

Мы с Мэнни демонстративно не ответили. Мне показалось, что небольшой совет будет к месту.

– Мне кажется, ребята не понимают, как с тобой обращаться. Ты – парень, но болтаешься исключительно с девчонками, красишь ногти бесцветным лаком и подводишь глаза, а еще носишь дамскую сумочку…

– Это просто сумка через плечо!

– Отлично! Сколько ребят носят такие сумки в цветах радуги?

– Всего лишь яркий рюкзак!

– Ладно. Чудесно. Забудь про рюкзак. Ты открыто говоришь, насколько сексуален тот или иной парень, включая, чтоб его, Уилсона, и на следующем же вдохе флиртуешь с капитаншей сборной поддержки. Ты гей? Нет? Кто ты?

То, что я просто взяла и спросила, его явно потрясло, потому что он смотрел на меня, открыв рот.

– Я – Мэнни! – ответил он, скрещивая руки на груди. – Вот кто я. Мэнни! Не понимаю, почему нельзя сделать комплимент симпатичному парню или девушке! Всем нужна поддержка, и тебе не помешало бы так делать иногда!

Я резко уронила голову на руль, расстроенная своей очевидной неспособностью общаться и думая, вдруг он – единственный человек в нашей школе, кто не боится быть самим собой.

Возможно, это всем остальным нужно понять, кто же они.

– Ты прав, Мэнни. И, поверь, я не хочу в тебе ничего менять, ни волоска. Просто пытаюсь объяснить, почему другим может быть трудно с тобой общаться.

– Хочешь сказать, почему другим может быть трудно это принять? – сердито ответил Мэнни, глядя в окно.

– И это тоже, – вздохнула я и завела пикап. Мэнни простил меня пару секунд спустя и всю дорогу болтал. Он не мог долго злиться, если только, конечно, дело не касалось Грасиелы. Тогда способность рационально мыслить покидала его, и их мама шутила, что в такие моменты он превращается в разгневанного чихуа-хуа. Я видела эти превращения только пару раз, но мне хватило, чтобы понять: никогда не заведу чихуа-хуа.

Очевидно, раз я указала только на его недостатки, он меня тут же простил, будто ничего и не было, и я отделалась лишь слегка возмущенным возгласом.

Когда я добралась домой, жара внутри квартиры напоминала недра преисподней, да и пахло не слишком хорошо. Табачный дым и разлитое пиво при тридцатиградусной октябрьской жаре отнюдь не были приятным сочетанием. Дверь в комнату Шерил была закрыта, и я подивилась ее способности спать в такую жару, со вздохом вытряхивая пепельницы и вытирая пиво с кофейного столика. Моя тетя явно была не одна. Пара мужских джинсов валялась скомканной кучей, а черный бюстгальтер Шерил вместе с форменной одеждой для казино растянулся рядом. Замечательно. Чем быстрее я уберусь отсюда, тем лучше. Я натянула другие джинсы и топ, завязывая волосы в хвост, нацепила шлепанцы и вышла из дома десять минут спустя после приезда. Под мастерскую я приспособила комнату на складе за домом, которую арендовала за пятьдесят долларов в месяц. Там было проведено электричество и хороший свет, стояло два рабочих стола (на них пошли козлы для распила дров и листы фанеры). И, конечно, у меня были инструменты: большой шлифовальный станок, деревянные молотки, стамески и напильники разного размера, насадки для шлифовки и ошкуривания, а еще качающийся вентилятор, лениво гонявший горячий воздух и опилки по комнате. Проекты на разных стадиях, от горы мусора до готовых, сияющих работ, украшали комнату по периметру. Позавчера мне попалась толстая сучковатая ветка мескита, и мне не терпелось посмотреть, что там, под слоями шипастой коры, которую еще предстояло снять. В большинстве своем те, кто работает с деревом, предпочитают использовать мягкие сорта древесины, потому что их легко резать и строгать, придавая нужную форму. Никто не вырезает из мескита, или горного красного дерева, или можжевельника: слишком твердая древесина. А на западе мескит вообще считается сорняком, и хозяева ранчо избавляются от него как могут. Тут для придания формы острым ножом не обойдешься, это уж точно. Обычно для снятия коры я использовала большое долото и молоток. А когда дерево уже было готово, я часто подолгу сидела и просто смотрела на него, прежде чем что-то делать. Так научил меня Джимми.