Другая Блу

– То были совершенно другие обстоятельства, Блу. Даже не сомневайся в себе. Ты сильнее всех, кого я знаю, и это комплимент. Мне было восемнадцать, когда я встретился со своими биологическими родителями. Мама все это время общалась с ними, чтобы когда-нибудь я смог их увидеть. Она считала, что однажды это станет очень важно для меня. Папа был против. Он был уверен, что это необязательно и только отвлечет меня. Мне оставалась пара месяцев до выпускных экзаменов, и я зарылся в учебники, что, признаюсь, было для меня естественно. Мне удалось пройти четыре класса за два с половиной года, придерживаясь расписания, которое мы с отцом составили. Он всегда упорно шел к своей цели, как одержимый, и я считал, что настоящий мужчина должен вести себя именно так. Но в школе начались каникулы, и я места себе не находил, раздражался по любому поводу. По правде сказать, я был как бочонок с порохом, только и ждал, чтобы кто-то поднес фитиль. Так что я полетел в Англию и остановился у Элис. И нашел своих родителей, – закончил Уилсон так, будто в этом не было ничего особенного.

– Мы с мамой решили, что не скажем папе. И, как оказалось, зря. Но это уже другая история.

– Так как же прошла встреча? – напомнила я вопрос.

– Просто кошмар, – тут же отозвался он. – Поучительно, и вместе с тем… непонятно.

Что тут сказать, я не знала, поэтому просто ждала, следя за сменой эмоций на его лице. Он помолчал, вспоминая.

– Когда я встретился с отцом, сначала мне показалось, что он – тот еще тип, – задумчиво произнес Уилсон. – Но, поговорив с ним, походив вокруг, познакомившись с его друзьями, я понял, что это не так. Мы пошли в паб, куда он любит заходить после работы, «У Уолли», кажется. Его там все знали, даже любили. Берт – бобби.

– Бобби?

– Полицейский. Это так не вяжется с его характером, он невероятно общительный и своенравный. А я всегда считал, что все полицейские – крепкие и молчаливые ребята.

– Скорее, как твой папа?

– Да! Как Джон Уилсон. Одержимый, жесткий, серьезный. А Берт Уитли был полной противоположностью. Он говорил, что стал полицейским, потому что ему нравилось место, где он живет. Нравилось общаться с людьми, а когда он был мальчишкой, то всегда мечтал ездить на машине с мигалкой и сиренами. – Уилсон рассмеялся и покачал головой. – Так и сказал! Помню, я подумал, что за псих.

Он взглянул на меня, будто ждал, что я буду ругаться. А я просто ждала, что же дальше.

– Но я заметил и другое. Берт казался очень довольным жизнью. И с ним было очень весело. – Уилсон снова рассмеялся, но на этот раз как-то грустно. – В этом он тоже так отличался от моего отца. Джон Уилсон всегда был недоволен, очень редко я видел его счастливым, и находиться с ним рядом было по большей части тяжело.

Уилсон покачал головой и резко сменил тему.

– А маму зовут Дженни. Она никогда не была замужем за Бертом. Вышла за сантехника, Ганнера Вудроу. Сантехник Ганнер…

Уилсон так забавно это произнес, что я едва сдержала смешок. Сейчас я уже даже не замечала его акцент… почти.

– У них родилось пятеро детей, и их дом напоминал зоопарк. Я провел там всего пару часов, пока Ганнер не пришел с работы, а потом мы с Дженни выскользнули из дома. Попили чай там рядом, смогли поговорить без этих постоянно прыгающих вокруг обезьянок.

– Она тебе понравилась?

– Очень. Она чудесная. Любит книги и историю, часто цитирует стихи.

– Очень похоже на тебя.

Уилсон кивнул.

– У нас оказалось так много общего, это просто поразительно. Мы говорили обо всем. Она спрашивала меня о том, что обычно волнует всех мам: о чем я мечтаю, чего хочу, есть ли у меня девушка. Я сказал, что у меня нет времени на девушек. Что пока моей единственной любовью были история и книги. Мы поговорили про школу, она спросила, что я собираюсь делать дальше. Я пересказал свои планы на десять лет вперед, включая диплом, медицинский колледж, работу с отцом. Она явно ждала других карьерных предпочтений и потому спросила: «А как же любовь твоей жизни?»

– Она волновалась за твою личную жизнь? Тебе же было всего восемнадцать, – возразила я, почему-то до смешного довольная, что с этим у него все было не как у меня.

– Нет. Она говорила не о личной жизни. Она переживала за «любовь моей жизни», – повторил Уилсон. – История и книги.

– Вот как. – Теперь я поняла.

– После встречи с родителями я впервые задался этим вопросом. Неожиданно задумался, а хочу ли я быть доктором. И начал размышлять, а что же сделает меня счастливым. Подумал о мигалках и сиренах. – Он слегка улыбнулся краешком губ. – Подумал, как мне нравится делиться прочитанным со всеми, кто был готов слушать. На самом деле я доводил родителей и сестер до белого каления, бесконечно пересказывая какие-нибудь исторические события.

– Про святого Патрика?

– Про святого Патрика, Александра Великого, царя Леонида I, короля Артура, Наполеона Бонапарта… и про многих других.

– Профессия доктора потеряла свое очарование?