Другая другая Россия

— А я раньше в «москвиче» жила… — сообщает Галя.

— Как это?

— Ну, такая машина с прицепом… Потом меня приехали эти… снимать… Ну знаешь, по телевизору показывать. Они уехали, потом приехала милиция и забрала меня… Мама ушла на работу, а соседи меня подговорили. Чтобы снимать. Сказали: девочка в «москвиче» живет.

— А это правда?

— Неа, — Галя отряхивает с меня муравьев. — Я там только днем жила, а ночью спала дома.

— А почему днем дома не жила?

— Так у меня ж там кошки, собаки… С ними меня и сфоткали… А ты знаешь, что у нас в детдоме крольчиха родила? Маленького такого кролика. Скоро его отдадут. А ты знаешь, кем я хочу стать? Врачом, который животных лечит! А ты знаешь, что в Америке сейчас ночь?

Я не знаю, какое время суток сейчас в Америке. Я знаю только, что Галя никогда не станет ветеринаром. Ребята постарше уже научились реально оценивать свои возможности — они хотят стать штукатурами, малярами, плотниками. Достойные профессии. Но два года назад они хотели быть певцами, футболистами, врачами, учителями… Сейчас они повзрослели и изменились. И их прежние мечты не сбудутся в силу их умственных способностей, ошибок врачей и грехов родителей.

— Хочешь, спою песенку? — выглядывает из-за дерева Гера.

— Хочу…

— Только она с матюгами, — предупреждает он.

— Нет, Герман, с матюгами не хочу…

Гера больше ничем не напоминает мне маленького князя Мышкина.

За оградой желтеет «губернаторский» дом. Из-за решетки, отделяющей его двор от детдомовского, видны припаркованные дорогие машины. В том доме живет Ванина тетя.

Юлька забивает гол. Рыжий Сашка отплясывает твист, поднимая столб пыли.

— А вы к нам еще приедете?! — снова кричит он через поле.

— Конечно приеду! — отвечаю я. Хотя знаю, что больше уже не приеду.

Лепестки и люди

Что нового можно узнать о человеческой любви за три дня работы в цветочном салоне.

— Небо хмурое, утро темное. Давненько я жене не делал приятного. — Мужчина лет тридцати в строгом костюме и коротком пальто заглядывает в холодильник. — Соберите-ка букетик для жены, чтобы небо показалось ей голубым-голубым. Утро сегодня и в правду темное, как вечер. Мимо стеклянных стен нашего салона ртутной массой плывут серые тени. Вряд ли, кому-то в такую рань приспичит покупать цветы. Но у нас — первый покупатель. Часы показывают… короче, еще очень рано.

Таня заходит в прозрачный холодильник. Разводит руками над вазами с цветами. Тут у нас нет пластмассовых баков с тухлой водой. У нас — только чистые прозрачные вазы, размером с аквариум, и свежие цветы. Тут у нас — не уличная палатка, а флористический салон. В общем, мы творим искусство. Вернее, творит его Таня — она флорист, а я — ее подмастерье.

— Ну, вы сами поколдуйте, а я через полчаса забегу, — говорит мужчина и уходит быстрым шагом.

Когда за стеклянной стеной простывает его след, я поворачиваю к Тане умильное лицо.

— Как хорошо, что некоторым мужчинам изредка приходит в голову порадовать жену букетом, — говорю сладким голосом, и мне кажется, что так я лучше вписываюсь в образ цветочницы.

— Да он каждый понедельник ее радует. Наш постоянный клиент, — говорит Таня с хрипотцой и возвращается в холодильник.

Остаюсь за прилавком. Повсюду на полочках и подставках — горшочки, керамические лейки, корзинки с цветами, поделки из папье-маше, гномики, елочные шары, блестящие паутинки, живые орхидеи на пластмассовых ножках, похожие на фиолетовых бабочек. И я — на сегодня хозяйка всего этого и всех углов, которые надо будет тщательно выскрести, если в них скопится грязь.

Таня застыла в холодильнике. Кажется, она в нем замерзла и уже из него не выйдет. Останется там вместе с розами, амариллисами, ирисами, папоротником, лавандой, каллами и хризантемой. Все названия цветов я тщательно вызубрила. Теперь могу безошибочно ткнуть пальцем в любой лизиантус или стрелицу. Таня шевелится, тянет руку к синим ирисам, к бледно-розовым амариллисам, белым кустовым розам. Ее движения зависшие, словно от холода в ней медленней потекла кровь. Она выходит с охапкой цветов и раскладывает их на прилавке.

— Смотри и учись, — говорит мне. — Когда я начинала, девчонки в салоне все такие противные были, никто не хотел ничего показывать.

— Ну, и как ты научилась?

— А что, я тупее других?

Она кладет передо мной салал — тонкие веточки с глянцевыми листами, похожими на лавровые — и говорит: «Крути спираль».