Мальчишка сморщился от досады: надо же было сказать такую глупость. Это в его мире и в его время зеркало есть в каждом доме, да ещё и не одно. Каждый день в зеркало сморишь, хотя бы когда умываешься и зубы чистишь. Никто даже не задумывается. А здесь зеркало, наверное, большая редкость, только для самых богатых и важных. Уж точно — не для рабов.
— Что с лицом, тебя спрашиваю?
— Ударился… господин доктор.
— Ударился, значит? — голос Вена вдруг стал ласковым и вкрадчивым. — И обо что же ты ударился?
— Не знаю… господин доктор. Ночь же была, темно. Здесь фонарей не зажигают.
Чего уж там, если ему известно про зеркала, то можно и про фонари вспомнить. Тем более, фонарь в этом мире Серёжка видел: на верхушке мачты корабля, на котором их с Шипучкой Меро привёз в этот город.
— Значит, ударился, — надсмотрщик отвернулся от Серёжки и, казалось, разговаривал сам с собой, медленно прохаживаясь перед сбившимися в кучку воспитанниками, — и обо что ударился — не понял. Какая незадача… Может, кто-нибудь другой заметил? Лаус! Обо что ударился ночью Шустрёнок?
— А мне откуда знать, господин доктор? Я спал.
— И остальные тоже спали?
— Все спали, господин доктор.
Вен резко остановился, единственный глаз доктора ожёг ребят яростным взглядом, они в ответ инстинктивно съёжили, словно ожидая удара.
— А теперь слушать сюда, ур-роды. Всё это очень хорошо для какого-нибудь владенья благородного лагата, но в гладиаторской школе Ксантия такие шутки не проходят. Обмануть меня хотите? Да я с кобольдов скальпы снимал, когда ваши родители о вас ещё не задумывались! Кто из вас его бил? Нет! Кто его не бил?
Доктор особенно подчеркнул голосом слово «не». Ребята молчали, потупив взгляд. Вен немного подождал, затем удовлетворённо хмыкнул.
— Значит, все вместе. И отвечать собрались все, верно?
Повисла ещё одна томительная пауза.
— Не слышу! — рявкнул вдруг Вен таким голосом, что Серёжка даже вздрогнул от неожиданности.
Армеец поднял голову и невнятно произнёс:
— Все били, все и виноваты.
— Просто замечательно, — потёр руки доктор. — А теперь отвечайте — зачем били? За что?
Гладиаторы молчали. Пауза затягивалась.
— Не слышу! Лаус!
Подросток вздрогнул, обречено поднял голову.
— Ну! Что вам от него нужно было?
— Чтобы он ушёл в другой отряд, — с вызовом ответил парень. — С ним мы не будем лучшими.
Вен серьёзно кивнул, повернулся к Серёжке.
— Знаешь теперь, обо что ударился?
— Теперь знаю… господин доктор.
— А почему сразу с утра в другой отряд не попросился?
Мальчишка бросил угрюмый взгляд на стоящего рядом Ринка и ядовито произнёс:
— А я — непонятливый, господин доктор.
Надсмотрщик хмыкнул.
— Что ж, теперь всё на своих местах. А сейчас — слушать меня. Этот малыш останется именно в вашем отряде, что бы ни произошло. Если я увижу, что кто-то пытается побить его — накажу. Если увижу, что кто-то пытается во время тренировке ударить его сильнее, чем нужно, — при этих словах Вен резким движением схватил за волосы Биньнига и выдернул его из рядов синих, как морковку из грядки. Подросток зашипел от боли. — Тоже накажу. А вы знаете, что если я хочу что-то увидеть, то спрятаться от моего глаза будет посложнее, чем от всевидящего ока Картакара. И это ещё не всё. Я не только накажу виноватого, но и действительно отправлю одного из вас к жёлтым. Только не Шустрёнка, а Лауса.
— Почему! — парень вскинулся так, словно сел на иголку.
— Ты — старший. Ты должен следить за порядком в отряде.
— Но, господин доктор, мы не хотим, чтобы он был синим.
— А кто вас спрашивает? — ухмыльнулся Вен. — Как решил благородный ланиста Луций Констанций — так оно и будет. Ваше дело — подчиняться.
При этих словах надсмотрщика дверь отворилась, и в казарму вошел благородный ланиста Луций Констанций собственной персоной. Следом за ним зашли двое стражников. Вен почтительно склонил голову. Луций хмуро кивнул ему в ответ.
— Что тут происходит? Воспитание?
— Обучение послушанию, благородный Луций.
— Что, плохо понимают, что такое порядок? Может, отправить кого-нибудь во Двор Боли?
— Как будет угодно благородному ланисте. Но, с твоего позволения, я бы хотел пока что обойтись своими силами.
Серёжка услышал, как с облегчением выдохнул Ринк. В который раз мальчишка подумал, что Двор Боли и вправду — страшное место, раз ребята так его опасались.
— Поступай как знаешь, Вен. Я назначил тебя обучать этих юношей, потому что доверяю тебе. Если ты считаешь, что их проступок не стоит наказания во Дворе Боли, то так тому и быть.
Вен снова склонил голову.
— Я полон желание оправдать доверие моего господина.
Ланиста коротко кивнул.
— Это я тоже знаю. Но до меня дошли слухи, что один из твоих воспитанников совершил серьёзный проступок. За это он будет наказан уже моей волей.
Одноглазый повернулся к ребятам, и Серёжка был готов поклясться, что в его взгляде было растерянное недоумение. Подростки молчаливо переглядывались между собой, пытаясь понять, кто из них и чем мог вызвать гнев всемогущего ланисты.
— Кто из них, Влигер?
Один из стражников, ухмыльнувшись, указал на Серёжку.