Другая история Московского царства. От основания Москвы до раскола [= Забытая история Московии. От основания Москвы до Раскола]

Аналогичную работу проделал австриец Куспиниан (И. Шписхаймер) для Габсбургов, выведя их непрерывную родословную от Юлия Цезаря. Наиболее же наукообразной стала история Великобритании в редакции отца и сына лордов-канцлеров Бэконов, снабжённая к тому же гениальным «пи-аром» в виде пьес-хроник Шекспира. Мирное объединение Англии и Шотландии под короной новой шотландской династии Стюартов предопределило и «непрерывную законную» историю династической смены шотландских правителей (в течение 1200 лет!) при весьма бурной и неясной английской истории.

Римско-католическая церковь, озабоченная сохранением своего политического влияния, приняла в процессе создания наукообразной «всемирной светской» истории самое активное участие. В этой работе особо отличился монах-иезуит Дионисий Петавиус (1583–1652).

Но комплекс документов и артефактов современной традиционной истории, в том виде, какой она приобрела к XVII веку, создался не только на основе идейного компромисса между императорами и римскими папами. Большую лепту в это внёс и бизнес. Ещё в XV веке «история» превратилась в занятие, весьма выгодное в коммерческом отношении! Люди обогащались на всём, от пустяков до «святого», начиная от изготовления и продажи «древних рукописей», и кончая торговлей «священными реликвиями», вроде мощей святых. Ярчайший пример — «Грамота Константинова Дара», подложность которой доказали Н. Кузанский и Л. Валла в середине того же XV столетия.

И как раз в это время происходит важнейшее цивилизационное событие: появляется книгопечатание. Его развитие, стимулированное неудовлетворённым рыночным спросом на книги, было очень бурым. Легко понять, что эта новая отрасль производства оставила без работы огромную массу переписчиков прежних, рукописных книг. Чем же занялись эти мастера каллиграфии, знатоки шрифтов? Не будем гадать, а просто скажем, что одновременно с появлением печатных книг на рынок внезапно и в большом изобилии начали поступать «только что обнаруженные» старинные рукописи и хроники.

Описанные во всех них события начинались и заканчивались в глубокой древности. Типичный пример: летопись Саксона Грамматика обрывается 1185 годом. Обнаружили её в 1514-м, и эта летопись легла в основание истории скандинавских стран. Аналогичную «древнепольскую» хронику, простирающуюся из глубины времён и до 1113 года, написал некий Галл Аноним, а публике она была явлена в том же XVI веке, и т. д. В древней истории каждой европейской монархии в течение XVI–XVII веков нашёлся свой «Нестор-летописец».

Н. А. Морозов писал в работе «Азиатские Христы»:

«Есть несколько очень простых признаков для отличия действительно старинного литературного произведения от недавнего. Прежде всего, мы здесь можем опереться на закон размножения рукописей в допечатное время в геометрической прогрессии с каждым новым десятилетием существования языка, на котором они написаны.

Я уже обосновывал этот закон в шестом томе моего исследования… но для связности изложения повторю и здесь, пояснив на наглядном примере из недавней русской жизни».

И далее Н. А. Морозов приводит подлинную историю о том, что когда около 1840 года Лермонтов написал свою поэму «Демон», и её издание было запрещено церковной цензурой, она всё же довольно быстро распространилась среди читающей публики. Как это произошло? Предположим, не более четырёх человек списали её у самого автора в первый же год. У каждого из них списали в следующий год тоже, например, четверо знакомых, и вот, во второй год имелось уже не менее 16+4 = 20 экземпляров. С каждого из этих экземпляров в следующем году было списано (положим) тоже по 4 экземпляра, и значит, ходило уже 80+20, то есть около сотни экземпляров и т. д., с каждым годом увеличиваясь вчетверо.

Геометрическая прогрессия — такой размножитель, действие которого прекращается только с полным насыщением интереса. «Демон» Лермонтова через несколько лет был уже в каждой помещичьей домашней библиотеке, он имелся во многих сотнях экземпляров. Переписывание его прекратилось лишь с появлением этой поэмы в полном издании сочинений Лермонтова; вот после этого рукописные экземпляры, как более не нужные, стали выбрасывать…

Н. А. Морозов продолжает: