«Славяне жили особыми родами. „Каждый жил с родом своим, на своём месте, и владел родом своим“, — говорит наш древний летописец… Старшиною рода становился следующий за ним брат и так далее, всегда старший в целом роде
. Таким образом, старшинство не переходило прямо от отца к сыну, не было исключительным достоянием одной линии, но каждый член рода имел право в свою очередь получать его».А вот в Полоцке идеальная картина: деревянный век, каменный век, славянизация, первый князь, и — решение династических проблем по наитию. И что интересно, дальше вплоть до Миндовга династии вообще не прослеживаются, а правят всё какие-то заезжие молодцы, лишь в 1132 году появляется внук Всеслава Чародея, Василько. А позже был вообще «бескняжий» период.
Все эти соображения подтверждают мифичность, сконструированность традиционной истории более поздними специалистами. Мы отнюдь не хотим этим сказать, что событий, изложенных в белорусской или любой другой истории IX–XIII веков, не было. За малым исключением чисто литературных выдумок, которые, конечно, иногда принимаются за реальные факты, события были, — но насколько верно они «привязаны» к месту и времени?..
Возьмём, для примера, историю полоцкого князя Всеслава Брячиславича, прозванного Чародеем. Белорусы полагают его одним из самых славных властителей старобелорусского государства. А российская историография не то, что стремилась умалить значение его правления, но просто не упоминала.
Да, история удобная наука: можно выпячивать одних героев, — и не упоминать, а то и чернить других. Вот и судите сами, что «лучше»: излишне выпячивать, намертво замалчивать, чернить или обелять. На наш взгляд, надо просто избегать эмоций. В книге Игоря Литвина о белорусской истории — книге, которая очень хорошо написана и в целом нам нравится, — автор с гневом и болью за родную страну нападает на русскую (и не только) историографию, которая умаляет вклад белорусов в историю. И тут же делает то же самое, по отношению к истории других народов.[14]
Например, он совершенно правильно отмечает, что в исторических повествованиях разных стран, описывающих Грюнвальдскую битву (1410), преувеличена роль русских и поляков, и принижен вклад белорусов в победу над Тевтонским орденом. Затем, основываясь на тех же данных, что и все другие историки, он даёт свой очерк. В нём отчаянные белорусы в компании с татарами гоняют по всему полю тевтонов, а польский король в это время валяет дурака, разыгрывая посвящение тысяч своих воинов в рыцари, и, как истый католик, пугается штандарта папы римского, а в бой не спешит. Русских там, кажется, вообще нет.
Мы ниже приведём краткое изложение этого очерка, а пока вернёмся к истории Всеслава Чародея.
«Всеслав Чародей — из тех фигур прошлого, которую освещали негативно, что удавалось во многом лишь на половинчатом освещении битвы полоцких и киевских войск на Немиге, — пишет Игорь Литвин. — Сведения о битве 1067 года воспроизводятся только в редакции одной из противоборствующих сторон — киевлян, естественно, заинтересованных в приукрашивании себя и представлении противника в невыгодном свете. Могли ли они быть объективными?»
Но в случае с битвой на Немиге даже по версии событий, основанной на киевской летописи Нестора, вырисовывается картина победы полочан. Дело было так. Зимой 1066–1067 Всеслав двинулся на Новгород, а киевские князья — Ярославичи, не стали дожидаться, когда придёт их черёд, и решили сами пойти в поход на Полоцк. Их путь преграждал пограничный Минск. Несмотря на неравенство сил, горожане решили защищать свой город до подхода армии.
Судя по летописи, сопротивление не было символическим. Свирепость захватчиков, не пощадивших «… ни челядина, ни скотину», свидетельствует о стойкости горожан. Всеслав, совершив марш-бросок от Новогрудка к Менску, застал уже пепелище. Состоявшаяся затем битва отличалась крайней жестокостью. И вот, киевский летописец пишет, что Всеслав Полоцкий был побеждён, и с ним были начаты переговоры. Но если его победили, зачем вести переговоры? О чём? По военным канонам того времени, победителем считался тот, кто остался стоять на поле боя, «на костях», а это был Всеслав; киевляне отступили.
«Спустя несколько месяцев, летом 1067 года, Ярославичи повторили попытку поставить Полоцкое княжество в зависимость от Киева», — пишет Игорь Литвин. Читатель, конечно, уже забыл, что в первый раз киевские князья пошли в поход, опасаясь, что экспансивный Всеслав, захватив Новгород, нападёт на них. В этом и заключалась их победа: они остановили возможное нападение.