Другая история науки. От Аристотеля до Ньютона

Но не все было таким безобидным. Известный французский математик Петр Рамус (1502–1572) попытался подвергнуть сомнению авторитет Аристотеля. Лично для него это имело печальные последствия – потерю кафедры и необходимость бежать из Парижа. Особые судьи, избранные для решения дела Рамуса, признали его самонадеянным, дерзким и неразумным человеком, а эдикт короля подтвердил, что Рамус, осмелившись порицать Аристотеля, обнаружил лишь собственное невежество. Подозревают, что его убили по наущению его научных противников при попытке вернуться в Париж и снова занять кафедру. Благо, представился прекрасный случай – Варфоломеевская ночь.

Причем Аристотеля защищали не только католики, но и протестанты. Когда Рамус просил преемника Кальвина Безу позволить ему преподавать в Женеве, то получил такой ответ: «Женевцы раз навсегда решили не отступать от взглядов Аристотеля ни в логике, ни в других отраслях знания». Лютер и Меланхтон тоже рекомендовали логику Аристотеля, хотя с меньшей горячностью, чем Беза. По их мнению, естественные причины действуют с естественной необходимостью, пока Бог не нарушит установленного порядка вещей.

Этот пример не единичен. На книгу венецианца Дж. Б. Бенедетти (1530–1590), в которой он изложил свои физические взгляды, никто не обратил внимания. Вот как это объясняет Ф. Розенбергер:

«В его время требовалось, чтобы физика излагалась по Аристотелю или, в случае крайности, когда дело шло о статических отношениях, – по Архимеду. В противном случае книга не могла рассчитывать на одобрение присяжных ученых и по возможности замалчивалась. Наш ученый, между тем, был не только отъявленным врагом Аристотеля и перипатетиков, но и отличался необыкновенной ловкостью в полемике, поэтому тем больше было оснований умалчивать о его работах».

Или вот факты из биографии Джордано Бруно (1550–1600). Он был членом ордена доминиканцев, но сомнения в Аристотеле сделали для него пребывание в монастыре невыносимым, и он бежал. Пристроился преподавать в Париже, но негодующие аристотелианцы заставили его бежать снова. Поехал в Англию. В Оксфорде, где всякий магистр или бакалавр должен был платить 5 шиллингов штрафа за любую погрешность против Аристотеля, лишь благодаря покровительству королевы Елизаветы получил позволение читать лекции, но на короткий срок.

Затем снова отправился в Париж и на большом трехдневном диспуте заявил себя по-прежнему красноречивым противником физики Аристотеля и защитником теории вращения Земли. Ясно, что после этого Париж пришлось покинуть. Затем он отправился через Марбург и Виттенберг в Гельмштедт. Но и здесь подвергся гонениям. Переселился во Франкфурт, а оттуда – в Венецию. Здесь он вскоре попал в руки инквизиции и после нескольких лет заточения был приговорен к сожжению живым.

Бруно восстал не только против Аристотеля, но и стал защитником системы Коперника. Сегодня его называют предшественником новейших натурфилософов. В декартовской теории миров, в учении Лейбница о монадах звучат там и сям отголоски мыслей Бруно, и даже Шеллинг (1775–1854) признает, что он обязан ему многим. Но это было позже. А тогда его просто сожгли.

А что мы видим сегодня в исторической науке? Разве что не жгут. Но вы попробуйте издать книгу с альтернативными версиями в издательстве, подотчетном Академии наук, или защитить диссертацию на такую тему. Это бесполезная затея, хотя альтернативные версии – сами по себе тоже факт истории, достойный изучения.

Конечно, есть ученые, понимающие, что происходит. Но основная масса настроена к новым взглядам крайне недоброжелательно.

В книге Д. А. Гранина «Эта странная жизнь» даны выдержки из письма А. А. Любищева (1890–1972) некоему деятелю, в котором Любищев – выдающийся биолог, историк и философ – характеризует работы Н. А. Морозова по истории. Дадим высказывание Любищева так, как оно приведено в книге Гранина.