Другая история (СИ)

— К весеннему сезону он будет как с конвейера, гарантирую. Так что?

Тим мог бы спросить: а если опять сны? — и я не нашёл бы сильных контраргументов. Однако вместо этого он сказал: — Ну, если тебя не пугает штурман-неудачник с врождённым топографическим кретинизмом, то я согласен.

— Не пугает, — Мой рот так и норовил расплыться в довольной лыбе стащившего кило сосисок кота. Плевать я хотел и на топографический кретинизм, и на сны, и на опасливый внутренний голос. Я хочу прожить свою жизнь так, чтобы не огрести в её конце озарение о впустую истраченных годах.

На другом конце города, в баре без вывески человек, который никогда не ошибается, поднял рюмку с искристой амброзией в молчаливом салюте.

========== V (минералка и яблочный сок) ==========

О самом себе Тим Сорокин был мнения невысокого. Подумаешь, белобрысый растяпа, программистишка средней руки с кучей асоциальных тараканов — кругом таких пруд пруди. Но вот какое достоинство он за собой признавал и, пожалуй, даже чуточку им гордился, так это склонность к наблюдению и анализу. Однако ещё Тим прекрасно знал, что бывают моменты, в которые мудрее не наблюдать и анализировать, а жить. Например, когда в первый день зимы ты идёшь в компании Дрейка по парку за автовокзалом и ешь мороженое. Вот почему он практически без возражений согласился на место штурмана — в ту минуту разумная самокритичность у него была благополучно отключена. А поскольку слово не воробей, то оставалось лишь утешиться рассуждениями о том, что Дрейк ясно понимал, кого именно зовёт в экипаж. И вообще, до весны их странная дружба почти наверняка закончится — как бы события последних недель не пытались убедить его в обратном, в чудеса Тим не верил с шести лет.

— Слушай, я без претензии, просто интересно. Ты почему тогда таксисту свой адрес сказал?

— От стресса рефлекс из сна выскочил, — не стал юлить Тим. — Ну и потом, где ты живёшь, я не знаю, а заранее спросить не сообразил.

Дрейк немного помолчал и назвал адрес.

— На всякий случай.

Тим кивнул с серьёзным видом, хотя был уверен, что на слух не запомнит. От знака доверия стало тепло, как от глотка крепкого чая из термоса, и даже ветер перестал казался таким уж пронизывающим.

Но закончилось мороженое, и закончился парк — как всё хорошее в этой жизни.

— Ты на остановку?

Тим отрицательно качнул головой: — Нет, погуляю.

— Далековато.

— Это если по проспекту. А я короткой дорогой пойду.

— Короткой дорогой? Кто там про топографический кретинизм рассказывал, не напомнишь?

По губам Тима скользнула невольная улыбка: — Я слишком часто здесь плутал, чтобы плохо помнить местность.

— Ну, смотри, — Дрейк протянул руку, прощаясь: — Хороших выходных.

— И тебе.

Книги научили Тима, что нет худшего обмана, чем самообман, а надежда — жестокое чувство. Поэтому с самого дня собеседования он запретил себе надеяться и перетолковывать события так, как хотелось бы сердцу. В этой части мультиверсума никто не платил одиночеством за переправу через черту. Тим глубже засунул руки в карманы куртки. Ах, если бы только майский сон не поселил в его душе тягу к теплу другой души! Прав был классик: иногда самое большое счастье заключено в неведении.

В левом кармане, посреди машинально перебираемого бумажного сора, пальцы Тима наткнулись на что-то цилиндрическое. Недоумевая, он вытащил штуковину на свет редких фонарей — перцовый баллончик из тётушкиной сумки. Тим нашёл его ещё в начале недели, когда наконец собрался с душевными силами для разбора вещей ушедшей. Тогда он подивился нестареющей боевитости тётушки и забрал перцовку с собой, подумав: вдруг во время поздней прогулки придётся отбивать Белку от каких-нибудь злобных четвероногих? Ну что ж, теперь надо узнать, как эти штуки правильно утилизируют. Тим спрятал баллончик обратно и дёрнулся от неожиданности, услышав за спиной громкое: — Эй, мужик! Сигаретки не найдётся?

***