Другая история войн. От палок до бомбард

Великовский не был знаком с идеями Морозова и не рассматривал возможности изменения хронологии. Он не соотносил события древности и Средневековья, считая, что легенды вроде «Беовульфа» лишь пересказывали давнее предание. У него получилось, что «меняющиеся месяцы» приходились на вторую половину восьмого века до н. э. — начало римской истории, строительства самого Рима. Он отмечал, что «мы располагаем конкретными датами, вроде „на 33-й день месяца“, которые упоминаются на вавилонских табличках этого периода», и считал важным следующий фрагмент из «Жизнеописания Нумы» Плутарха:

«Он (Нума) исправил также календарь, правда, не вполне точно, тем не менее, не без знания дела. В царствование Ромула месяцы не имели ни определенного числа дней, ни определенного порядка. В некоторых из них не было и двадцати дней, тогда как другие заключали в себе тридцать пять и даже больше. Не понимая разницы между лунным и солнечным годом, римляне старались лишь о том, чтобы год состоял из трехсот шестидесяти дней».

Но мы не можем забывать, что всякого рода расчеты — будь то календарные или хронологические — не обязательно отражают действительность. Расчет — элемент формализации, а результатом его может стать «идеальное» описание, не имеющее почти никакого отношения к реальному миру. В реальности же к лунному календарю привязано размножение скота. И сегодня в ряде регионов планеты применяется лунный год. А солнечный календарь связан с потребностями земледелия, для которого лунные пертурбации вообще не важны. «Смешение» солнечного и лунного года происходит, когда встречаются две культуры, земледельческая и скотоводческая. Разумеется, в такие моменты ученые вынуждены заниматься расчетами, чтобы свести две системы в одну, поскольку интересы хозяйствования требуют определенной синхронизации.

Это объяснение значительно проще, чем сделанное Великовским предположение о перемене Луной своей орбиты, да еще несколько раз в течение короткого промежутка времени. Луна — независимое космическое тело, и никаких причин для такого его поведения сам Великовский не дает.

Вызывает сомнения и его тезис об изменении угла вращения и орбиты Земли. Что это за угол вращения, нам вообще непонятно. Возможно, речь идет о наклоне земной оси и расположении полюсов. Но самые серьезные возражения можно высказать об идее «остановки Солнца» или, иначе, остановки движения Земли и даже перемены ею направления движения. Не только смена направления, а даже остановка движения не совместима с сохранением жизни на планете.

Между тем, именно это и утверждает Великовский, говоря, что согласно представлениям нашего времени — но не того, когда писалась Книга Иисуса Навина или «Песнь о Роланде» — солнце вполне могло остановиться на небосводе. Это случилось бы в том случае, если б Земля перестала вращаться вокруг своей оси. Допустимо ли подобное нарушение миропорядка? Прекращение обычного вращения Земли теоретически возможно, если наша планета встретила бы на своем пути другое небесное тело с массой, достаточной для того, чтобы нарушить вечный ход нашего мирка, пишет Великовский.

Однако, теоретизируя дальше, мы неизбежно должны придти к выводу, что при такой катастрофе людей не станет. Ведь при остановке тела планеты ни вода, ни воздух остановиться не смогут! Вот теперь-то и нужны расчеты. А они показывают, что на «остановившейся» Земле скорость ветра превысит скорость звука, а затем по всей планете прокатится ударная волна, слабое подобие которой наблюдается, когда звуковой барьер преодолевает самолет. Вслед за тем со страшной скоростью упадет температура, а потом вся масса имеющейся на планете воды снесет с поверхности все незакрепленные предметы.

Однако вообще отрицать возможность столкновения Земли с крупным космическим телом было бы неразумным. И если удар не был столь большим, чтобы уничтожить жизнь на Земле, то, конечно, вызвать колебания оси, колоссальные землетрясения, повышение вулканической деятельности он мог.

Рассмотрение теории катастроф И. Великовского — не наш предмет. Мы просто хотим показать, что традиционная история упускает в своих построения очень многое, а Великовский вытащил это «многое», пусть и сделав не вполне корректные выводы.

Е. Я. Габович пишет: