Другая химия

Эта мысль не давала Леониду покоя. Он то застывал, сидя за письменным столом, откинувшись на спинку кресла и уставившись в потолок, то мерил кабинет шагами. Потом выходил в гостиную, переставлял книги на полках, делая вид, что наводит порядок, бросал это, кружил уже по гостиной, трогая вещи, меняя их местами, в конце концов, добрался и до репродукции «Волшебного окна». Снимая картину, он пытался припомнить, сколько она уже здесь висит: года три? Затем перевернул её, не думая, зачем это делает, и уставился на подпись Лео Бомбы на обратной стороне. Большую, размашистую подпись и дату, а ещё посвящение, дописанное, возможно, позже и вообще маркером: «Л.П. от Л.Б.». «Волшебное окно» было подлинником и, видимо, самой дорогой вещью в его квартире. А он понятия не имел, откуда тогда картина взялась.

Аккуратно повесив картину обратно, Леонид медленно добрёл до дивана, упал на него, вытянувшись и уткнувшись лицом в спинку, и стал думать о последствиях. Что случится, если он поедет к Ричарду Мендоузу вопреки запрету? Он старательно представлял возможные варианты и одновременно будто слышал, как внутри него тонкий голосок вопит от ужаса («Откуда здесь эта картина?!»). Он должен был во что бы то ни стало заглушить этот крик.

И размышления о встрече с тем, у кого могут быть ответы, помогали.

В конце концов, решил он, если окажется, что Мендоуз – «шут гороховый», то Здрановскому можно просто не рассказывать о визите. Всё равно детектив сам не планирует обращаться к Ричарду.

А если наоборот? Если Мендоуз что-то знает? Тогда придётся сознаться, будет неприятная сцена, наверное, но раскрытие тайны того стоит. Стоит, точно.

Иначе этот крик ужаса будет звучать не только в его голове…

– Добрый вечер, – вежливо произнёс администратор.

Леонид очнулся, криво улыбнулся, протянул паспорт.

Оформляя бумаги, администратор исподтишка рассматривал Леонида, а потом предложил:

– Не хотите воспользоваться нашими специальными услугами?

– Чем? – не понял Леонид. На секунду он заподозрил что-то незаконное.

– Комната для медитаций, творческие наборы, профессиональный надзор, специальное питание… – принялся перечислять администратор, и до Леонида дошло: речь идёт об услугах для «растений» во время приступа. «Комната для медитаций», надо же. Он бы назвал это «приступочной».

– Откуда вы… знаете, что мне это нужно? – прервал он администратора.

– О, у меня намётанный глаз, – тот улыбнулся и как будто даже подмигнул.

– Мне ничего не нужно… пока. Спасибо, – холодно ответил Перелётов. Администратор, видать, из тех немногих людей, что могут чуять «растения» так же, как и сами «растения» чуют друг друга. Наверняка в гостинице его высоко ценят.

– Если что-то понадобится, тут же обращайтесь, – администратор отдал ему паспорт и магнитный ключ. – У нас, без преувеличения, прекрасный сервис. Можете ознакомиться с отзывами.

Он кивнул на низкую тумбу рядом со стойкой. Там действительно лежал раскрытый журнал – толстый, но исписанный едва ли на десятую часть. Мало кто из «растений» пожелает оставлять отзывы о «специальных услугах».

Хотя Леонид знал парочку «недорастений» – слабо одарённых позёров, которые бы с гордостью расписались в этом журнале.

– Спасибо, – вежливо ответил он. – Обязательно.

– Приятного отдыха, – заученно отозвался администратор.

В номере, распаковав вещи, Леонид включил планшет и который уж раз нервно перечёл ответное письмо: Мендоуз выражал согласие на встречу. Завтра, в три часа дня, в его доме. Карта проезда прилагалась.

Эта встреча… Леонид не понимал, чего ему ждать. Образ Ричарда не складывался никак. Впервые Леониод столкнулся с «растением»-неудачником, если не считать тех, кто намеренно скрывал плоды своих приступов от публики. Работу «растений» всегда уважали, за что бы те ни брались. И Перелётов всё ещё гадал, в чём же тут секрет. В поезде, разглядывая проносящиеся мимо деревья, дома и платформы, он даже додумался до того, что вся эта внешняя шелуха именно ею и была, что настоящая работа «чужого» заключалась в чём-то ещё. Мысль абсурдная и даже пугающая.

Предлог, под которым Леонид напросился на встречу, был крайне надуманным. Перелётов соврал, что для новой работы проводит исследования по некоторым темам. И вот ему посоветовали господина Мендоуза как крупного специалиста по подобным вопросам.

Письмо вышло, на взгляд Леонида, неубедительным. Но Ричард купился. То ли бы он не так уж хитёр, то ли жаждал его «чужой», а может и сам Мендоуз, внимания.

Дворецкий провёл Леонида в кабинет и оставил, заверив, что хозяин появится через несколько минут.

У Перелётова был свой рабочий кабинет, он же «приступочная». Но при первом же взгляде на эту комнату Леонида охватила зависть. Он бы тоже хотел такой кабинет. От книжных шкафов в потолок до мягкого ковра, от тёмно-красного письменного стола и антикварного бюро до большого тонкого ноутбука, от тяжёлых штор до лампы с зелёным абажуром – полное собрание классических элементов комфорта. Будто с картинки, нет из каталога «Всё, что нужно писателю». Даже такому, чьей рукой на самом деле водил «чужой».