– Меня ребенком выдали за французского принца, – отвечает она. – То была единственная возможность уберечь меня от посягательств короля Генриха Английского, который похитил бы меня и поработил бы мою страну. Меня вырастили как французскую принцессу, нельзя представить ничего прекраснее французского двора – дома, платья, богатство, которое меня окружало. Словно в сказке. Когда умер мой муж, для меня все в одночасье кончилось, а потом мне сообщили, что моя мать тоже умерла; и я поняла, что мне нужно вернуться домой, в Шотландию, и предъявить права на трон. Думаю, в этом не было безрассудства. Никто меня не может за это порицать.
Я качаю головой. Дамы мои цепенеют от любопытства, иголки их замирают в воздухе, а рты приоткрываются в ожидании истории.
– Шотландия – не та страна, которой женщина может править в одиночку, – говорит она тихо, но выразительно. – Любой, кто с ней знаком, это подтвердит. Она расколота распрями, соперничеством и жалкими союзами, которые заключаются лишь на время убийства, а потом распадаются. Это даже не королевство, это россыпь племен. С тех самых пор, как я ступила на землю Шотландии, мне угрожало похищение или захват. Один из худших тамошних дворян думал захватить меня и выдать за своего сына. Он бы опозорил меня для заключения брака. Мне пришлось его арестовать и казнить, защищая свою честь. Ничто другое не устроило бы двор. Я вынуждена была смотреть, как его обезглавили, чтобы доказать свою невиновность. Они дикари, они уважают лишь силу. Шотландии нужен безжалостный король, а ему нужна армия, чтобы удержать ее от распада.
– Но вы же не думали, что Дарнли…
Она подавляет невольный смешок.
– Нет! Сейчас нет! Я должна была сразу понять. Но у него было право на английский трон, он поклялся, что Елизавета поддержит его, если нам когда-либо понадобится помощь. Наши дети были бы неоспоримыми наследниками английского престола и по его линии, и по моей; они объединили бы Англию и Шотландию. А я, выйдя замуж, могла бы не опасаться нападения. Я не видела, как еще мне защитить свою честь. Когда он прибыл, у него при моем дворе были сторонники, хотя потом, позже, они отвернулись от него и возненавидели его. Мой сводный брат побуждал меня к этому браку. И, да, я глупо ошиблась в нем. Он был красив, молод, и он всем нравился. Он был очарователен, манеры у него были приятнейшие. Обращался со мной так изысканно, что мне на мгновение показалось, что я вернулась во Францию. Я подумала, что из него выйдет хороший король. Судила, как девочка, по виду. Он был таким чудесным молодым человеком и держался как принц. Я и думать не хотела ни о ком другом. Он был едва ли не единственным, кто мылся, из тех, кого я встречала!
Она смеется, и я смеюсь вместе с ней. Дамы выдыхают с почтительным смешком.
– Я его знала. Он был очаровательным молодым человеком, когда хотел.
Она пожимает плечами совершенно по-французски.
– Так оно и вышло. Знаете же по себе, как это бывает. Вы это видели. Я в него влюбилась un coup de foudre[20]
, с ума по нему сходила.Я молча качаю головой. Я была замужем четыре раза, но никогда не влюблялась. Для меня брак всегда был тщательно продуманным деловым соглашением, я не знаю, что значит un coup de foudre, и мне не нравится, как это звучит.
– Что ж, voilà, я вышла за Дарнли, отчасти, чтобы насолить вашей королеве Елизавете, отчасти из политических соображений, отчасти по любви, второпях, и очень скоро об этом пожалела. Он был пьяницей и содомитом. Распутный мальчишка. Забрал в свою глупую голову, что у меня есть любовник, и обрушился на единственного доброго советчика, что был у меня при дворе, единственного человека, на которого я могла положиться. Давид Риччо был моим секретарем и советником, моим Сесилом, если хотите. Надежный добрый человек, которому я могла верить. Дарнли впустил своих головорезов в мои личные покои, и его убили у меня на глазах, в моей комнате, бедный Давид…
Она прерывается.
– Я не могла их остановить. Видит бог, я пыталась. Они погнались за ним, и бедный Давид бросился ко мне. Он спрятался у меня за спиной, но его выволокли. Они и меня бы убили, один из них приставил пистолет к моему животу, и мой нерожденный сын забился, когда я закричала. Эндрю Керр, так его звали – я не забыла, я не простила, – приставил дуло пистолета к моему животу, и ножка моего сына ударила в ответ. Я думала, он меня застрелит вместе с ребенком внутри. Думала, он убьет нас обоих. Я знала к тому времени, что шотландцы неуправляемы, что они безумны.
Она подносит руки к глазам, словно и сейчас пытается загородиться от этого зрелища. Я молча киваю. Я не говорю ей, что мы в Англии знали об этом заговоре. Мы могли бы ее защитить; но предпочли не делать этого. Могли предупредить ее, но оставили ее одну в опасности. Мы узнали, что ее собственный двор обратился против нее, ее собственный муж поддался распутству, и это нас повеселило: подумать только, она там наедине с этими варварами. Мы думали, что это заставит ее обратиться к Англии за помощью.