Другая Ксения

— Зачем я буду убивать тебя, Витюша? ты же муж мой, родной. Всё это для тебя сегодня и навсегда, всё твоё. Коли уродил меня Боженька женщиной, так и буду я ею, а не бледной молью! Если трусики — то целые и красивые, если колготки — то чтоб задница звенела и в паху искры высекало. Если юбка — то чтоб швы трещали и все мужики моему супругу завидовали! Владей мной, милый.

Опускает Ксюша руки и берёт наконец-то Виктора, жадно и крикливо берёт его в себя…

***

…Виктор Палыч поставил многоточие, пробежал последний абзац текста, устало потёр веки. Он был возбуждён, чувствовал прилив вдохновения, и сна ни в одном глазу, хотя дело к полночи.

Сзади прошаркала к постели тридцатидевятилетняя супруга Ксения, завозилась, бросая на пуфик махровые носки, «разнорабочее семейно-бытовое» трико с тянущимися по полу нитками.

— Долго думаешь полуношничать, отец? Спать давай, мне завтра в семь.

— Сан-Саныч акты сверки просил откорректировать, — сказал Виктор Палыч. — Почти закончил.

Ксения никогда не читала, что её муж пишет вечерами, было это ей не по силам и уму. Всякое письменное слово помимо работы считала она за «дичь». Ходить по дому в колготках, лифе, косметике и сапогах Ксения тоже сроду не ходила, считала эти придури «дичью» вдвойне, шалишь!

А зачем связывать друг дружке руки-то, чулки в рот совать, стегать по ляжкам? ох и чушь, разве можно и нужно так делать, люди добрые? связывать себя или супруга — сие вернейший признак инфантильности и слабоумия. Бери как дали и нечего мудрить!

— Лампа мне мешает. Гасил бы.

Не став спорить, Виктор Палыч закрыл файл с текстом, погасил компьютер и лёг. Выключил настольную лампу. Стало тихо.

Жена по обыкновению отвернулась носом к стене, почесалась. Потом не оборачиваясь пихнулась в мужа под одеялом неухоженным сизым задом.

— Буш меня, отец? на сон грядущий? — сладко зевнула в стену.

Виктор Палыч промолчал в темноте. Он разжёвывал таблетку и чувствовал боль в мошонке от проходящего возбуждения.

— Буш меня — дак пристраивайся сзаду, што ли? — сказала Ксения без особой настойчивости. — Только недолго, но?

Её тело в драной пижаме, пропахшей меновазином, было скучно и отталкивающе.

Виктор Палыч притворился, что спит. Ночью ему снилась другая Ксения, которой он никогда не видел.